Писатель это профессия или призвание: где учиться и как заработать – Писатель, творчество, профессия, где работает

Содержание

ПОЧЕМУ ПИСАТЕЛЬ – ЭТО ПРИЗВАНИЕ

Существует распространенное заблуждение о том, что означает фраза «писатель – это призвание». Для многих оно равносильно утверждению, будто «писатель должен иметь талант писателя» (вместо писателя можете подставить любую творческую профессию). Если таланта у тебя нет, то и браться не стоит, все равно бесполезно и ничего не получится. Если «муза тебя покинула», то надо курить, пить, ругаться (строго по Хемингуэю) и ждать ее возвращения, потому что только она способна пробудить талант и разжечь угли в яркое пламя.

На самом деле «призвание» означает совсем иное.

У писателя – не берусь судить про остальных – на самом деле случается даже три призвания вместо одного. Каждое – важный этап в становлении творческого пути, и каждый может растянуться на долгие годы. Этого не нужно бояться и к этому стоит быть готовым.

Призвание номер один – текст призывает писателя. Да-да, вы не ослышались. Где-то глубоко внутри нас что-то шевелится, рвется наружу, не отпускает и настойчиво требует выхода. Человек мается и в итоге садится писать, едва ли не убедив себя заранее в провале. И действительно – только в единичных случаях с первого раза получается нечто складное и читабельное.  И если призвание оказалось истинным, писатель понимает, что впереди предстоит много работы.

На самом деле встречаются счастливые люди, которые о количестве работы догадываются с самого начала. Но большинству эта прописная истина – сколько писал в день Энтони Троллоп, сколько работал Пушкин, чтобы выдать одно четверостишие, как Хемингуэй вставал в шесть утра каждый день и писал определенное количество слов – все это открывается очень нескоро, через статьи, книги, из уст более опытных коллег. Писатель начинает догадываться, что бесполезно ждать музу, если она ушла на обед или перекур – надо садиться и работать, несмотря на дождь, семью, настроение и отсутствие идей. В этот момент писатель впервые осмеливается робко назвать себя писателем.

Призвание номер два – писатель призывает текст. Осознав, что текст далеко не всегда будет стучаться изнутри, писатель медленно, но верно учится призывать его сам. Читает полезные книги — когда не идет сюжет, прорабатывает героев — когда идея проскальзывает между пальцами, пишет «утренние страницы» — когда жизненные неурядицы оставляют лишь двадцать минут в день для тишины и уединения. И текст начинает приходить к нему. Чем чаще писатель «ставит силки», чем реже он позволяет отговоркам и обстоятельствам вторгаться в святая святых, тем быстрее приходят нужные слова. С каждой прочитанной книгой багаж писателя растет – он впитывает самое лучшее из художественных книг и откладывает на задворках памяти самое нужное из публицистики. Писатель начинает писать везде, где есть место и возможность – как тогда, в первой части, когда идеи накатывали волнами в самые неловкие моменты, когда автор судорожно рылся в поисках любого клочка бумаги и в итоге записывал текст на салфетке, чувствуя себя наследником Роулинг.

Но теперь идеи приходят, когда нужно – в автобусе, в поезде, в самолете и даже в ванной. Натренировавшись вызывать текст, можно не беспокоиться, что «муза уйдет» — потому что нет никакой музы. Есть только трудолюбие и желание совершенствоваться.

Как первая, так и вторая стадия могут растянуться на годы. Да-да, за вторым призванием есть еще третье, которое приходит не ко всем.

Призвание номер три – читатель призывает писателя. Все мы пишем для кого-то, даже если на первом этапе часто обманываем себя. Самое страстное желание писателя – чтобы его творение прочитали и оценили. Чтобы появились люди, которым не все равно, выжил главный герой или умер, женился или развелся, которые готовы требовать «Гэндальфа – в президенты!» и говорить об этом совершенно серьезно. Каждый писатель нуждается в своей аудитории.

Когда эта аудитория появляется – меняется и мир вокруг писателя. (Подсказка: мама и лучший друг – это не аудитория, это группа поддержки!) Теперь ему есть не только ради чего писать (слава, удовольствие, развитие), но и ради кого. В случае с писателями пирамида Маслоу состоит всего из трех ступеней, но от этого вершина не становится менее желанной. Никто никогда не сможет сказать вам, что третье призвание наступит и когда это случится. Харпер Ли понадобился всего один роман, Джоан Роулинг – семнадцать версий первой главы и больше десяти лет, Маргарет Митчелл написала роман о женщине, которую не считала образцом для подражания, а Джон Рональд РуэлТолкиен так и не поставил финальную точку в «Сильмариллионе», над которым трудился всю жизнь. Ваш писательский путь – только ваш, и поэтому так важно подниматься на вершину, не стараясь догнать кого-то или повторить чужой путь.  Писатель – это призвание, а призвание – это работа, но вы ведь и сами уже об этом догадались?

Писатель как профессия

 

 

Мнения

Сергей Васильев, facebook.com
Каких денег нам не хватает?

Нужны ли сейчас инвестиции в малый бизнес и что действительно требует вложений

За последние десятилетия наш рынок насытился множеством современных площадей для торговли, развлечений и сферы услуг. Если посмотреть наши цифры насыщенности торговых площадей для продуктового, одёжного, мебельного, строительного ритейла, то мы увидим, что давно уже обогнали ведущие страны мира. Причём среди наших городов по этому показателю лидирует совсем не Москва, как могло бы показаться, а Самара, Екатеринбург, Казань. Москва лишь на 3-4-ом месте.

Иван Засурский
Пост-Трамп, или Калифорния в эпоху ранней Ноосферы

Длинная и запутанная история одной поездки со слов путешественника

Сидя в моём кабинете на журфаке, Лоуренс Лессиг долго и с интересом слушал рассказ про попытки реформы авторского права — от красивой попытки Дмитрия Медведева зайти через G20, погубленной кризисом Еврозоны из-за Греции, до уже не такой красивой второй попытки Медведева зайти через G7 (даже говорить отказались). Теперь, убеждал я его, мы точно сможем — через БРИКС — главное сделать правильные предложения! Лоуренс, как ни странно, согласился. «Приезжай на Grand Re-Opening of Public Domain, — сказал он, — там все будут, вот и обсудим».

Николай Подосокорский
Виртуальная дружба

Тенденции коммуникации в Facebook

Дружба в фейсбуке – вещь относительная. Вчера человек тебе писал, что восторгается тобой и твоей «сетевой деятельностью» (не спрашивайте меня, что это такое), а сегодня пишет, что ты ватник, мерзавец, «расчехлился» и вообще «с тобой все ясно» (стоит тебе написать то, что ты реально думаешь про Крым, Украину, США или Запад).

Марат Гельман
Пособие по материализму

«О чем я думаю? Пытаюсь взрастить в себе материалиста. Но не получается»

Сегодня на пляж высыпало много людей. С точки зрения материалиста-исследователя, это было какое-то количество двуногих тел, предположим, тридцать мужчин и тридцать женщин. Высоких было больше, чем низких. Худых — больше, чем толстых. Блондинок мало. Половина — после пятидесяти, по восьмой части стариков и детей. Четверть — молодежь. Пытливый ученый, быть может, мог бы узнать объем мозга каждого из нас, цвет глаз, взял бы сорок анализов крови и как-то разделил бы всех по каким-то признакам. И даже сделал бы каждому за тысячу баксов генетический анализ.

Дмитрий Волошин, facebook.com/DAVoloshin
Теория самоневерия

О том, почему мы боимся реальных действий

Мы живем в интересное время. Время открытых дискуссий, быстрых перемещений и медленных действий. Кажется, что все есть для принятия решений. Информация, много структурированной информации, масса, и средства ее анализа. Среда, открытая полемичная среда, наработанный навык высказывать свое мнение. Люди, много толковых людей, честных и деятельных, мечтающих изменить хоть что-то, мыслящих категориями целей, уходящих за пределы жизни.

facebook.com/ivan.usachev
Немая любовь

«Мы познакомились после концерта. Я закончил работу поздно, за полночь, оборудование собирал, вышел, смотрю, сидит на улице, одинокая такая. Я её узнал — видел на сцене. Я к ней подошёл, начал разговаривать, а она мне «ыыы». Потом блокнот достала, написала своё имя, и добавила, что ехать ей некуда, с парнем поссорилась, а родители в другом городе. Ну, я её и пригласил к себе. На тот момент жена уже съехала. Так и живём вместе полгода».

Михаил Эпштейн
Симпсихоз. Душа — госпожа и рабыня

Природе известно такое явление, как симбиоз — совместное существование организмов разных видов, их биологическая взаимозависимость. Это явление во многом остается загадкой для науки, хотя было обнаружено швейцарским ученым С. Швенденером еще в 1877 г. при изучении лишайников, которые, как выяснилось, представляют собой комплексные организмы, состоящие из водоросли и гриба. Такая же сила нерасторжимости может действовать и между людьми — на психическом, а не биологическом уровне.

Лев Симкин
Человек из наградного листа

На сайте «Подвиг народа» висят наградные листы на Симкина Семена Исааковича. Моего отца. Он сам их не так давно увидел впервые. Все четыре. Последний, 1985 года, не в счет, тогда Черненко наградил всех ветеранов орденами Отечественной войны. А остальные, те, что датированы сорок третьим, сорок четвертым и сорок пятым годами, выслушал с большим интересом. Выслушал, потому что самому читать ему трудновато, шрифт мелковат. Все же девяносто.

 

Календарь

Олег Давыдов
Колесо Екатерины

Ток страданий, текущий сквозь время

7 декабря православная церковь отмечает день памяти великомученицы Екатерины Александрийской. Эта святая считалась на Руси покровительницей свадеб и беременных женщин. В её день девушки гадали о суженом, а парни устраивали гонки на санках (и потому Екатерину называли Санницей). В общем, это был один из самых весёлых праздников в году. Однако в истории Екатерины нет ничего весёлого.

Ив Фэрбенкс
Нельсон Мандела, 1918-2013

5 декабря 2013 года в Йоханнесбурге в возрасте 95 лет скончался Нельсон Мандела. Когда он болел, Ив Фэрбенкс написала эту статью о его жизни и наследии

Достижения Нельсона Ролилахлы Манделы, первого избранного демократическим путем президента Южной Африки, поставили его в один ряд с такими людьми, как Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн, и ввели в пантеон редких личностей, которые своей глубокой проницательностью и четким видением будущего преобразовывали целые страны. Брошенный на 27 лет за решетку белым меньшинством ЮАР, Мандела в 1990 году вышел из заточения, готовый простить своих угнетателей и применить свою власть не для мщения, а для создания новой страны, основанной на расовом примирении.

Молот ведьм. Существует ли колдовство?

5 декабря 1484 года началась охота на ведьм

5 декабря 1484 года была издана знаменитая «ведовская булла» папы Иннокентия VIII — Summis desiderantes. С этого дня святая инквизиция, до сих пор увлечённо следившая за чистотой христианской веры и соблюдением догматов, взялась за то, чтобы уничтожить всех ведьм и вообще задушить колдовство. А в 1486 году свет увидела книга «Молот ведьм». И вскоре обогнала по тиражам даже Библию.

Александр Головков
Царствование несбывшихся надежд

190 лет назад, 1 декабря 1825 года, умер император Александра I, правивший Россией с 1801 по 1825 год

Александр I стал первым и последним правителем России, обходившимся без органов, охраняющих государственную безопасность методами тайного сыска. Четверть века так прожили, и государство не погибло. Кроме того, он вплотную подошёл к черте, за которой страна могла бы избавиться от рабства. А также, одержав победу над Наполеоном, возглавил коалицию европейских монархов.

 

Интервью

«Музыка Земли» нашей

Пианист Борис Березовский не перестает удивлять своих поклонников: то Прокофьева сыграет словно Шопена – нежно и лирично, то предстанет за роялем как деликатный и изысканный концертмейстер – это он-то, привыкший быть солистом. Теперь вот выступил в роли художественного руководителя фестиваля-конкурса «Музыка Земли», где объединил фольклор и классику. О концепции фестиваля и его участниках «Частному корреспонденту» рассказал сам Борис Березовский.

Андрей Яхимович: «Играть спинным мозгом, развивать анти-деньги»

Беседа с Андреем Яхимовичем (группа «Цемент»), одним из тех, кто создавал не только латвийский, но и советский рок, основателем Рижского рок-клуба, мудрым контркультурщиком и настоящим рижанином – как хороший кофе с черным бальзамом с интересным собеседником в Старом городе Риги. Неожиданно, обреченно весело и парадоксально.

«Каждая собака – личность»

Интервью со специалистом по поведению собак

Антуан Наджарян — известный на всю Россию специалист по поведению собак. Когда его сравнивают с кинологами, он утверждает, что его работа — нечто совсем другое, и просит не путать. Владельцы собак недаром обращаются к Наджаряну со всей страны: то, что от творит с животными, поразительно и кажется невозможным.

Юрий Арабов: «Как только я найду Бога – умру, но для меня это будет счастьем»

Юрий Арабов – один из самых успешных и известных российских сценаристов. Он работает с очень разными по мировоззрению и стилистике режиссёрами. Последние работы Арабова – «Фауст» Александра Сокурова, «Юрьев день» Кирилла Серебренникова, «Полторы комнаты» Андрея Хржановского, «Чудо» Александра Прошкина, «Орда» Андрея Прошкина. Все эти фильмы были встречены критикой и зрителями с большим интересом, все стали событиями. Трудно поверить, что эти сюжеты придуманы и написаны одним человеком. Наш корреспондент поговорила с Юрием Арабовым о его детстве и Москве 60-х годов, о героях его сценариев и религиозном поиске.

Писатель — это призвание? Писатели

Один из самых часто задаваемых вопросов писателям: «А как ты к этому пришел?»

 

По своему опыту могу сказать, что от хорошей жизни писателями не становятся. Давайте сразу пропустим всю эту тошнотворную банальщину типа: «я не могу не писать, если я не пишу, то я не живу», «это призвание», «это служение», «это дар от бога» и т.д. Бред все это! Не писать можно. Заткнуть словесное недержание проще простого. Сделать это можно обычной деградацией: клубными развлечениями, «дружескими» бухаловками, тусовками, сбитым режимом дня и прочей лабудой.

Писатель – он же отшельник. Очень часто эти люди ведут затворнический образ жизни. Просто потому что знают, что стоит выйти в народ и остаться там, как довольно таки быстро пропадет способность творить. Расплескать свою энергию во вне очень легко. А для того, чтобы писать, необходимо колоссальное количество энергии. Необходим режим.

Писательство – это работа. Не нужно думать, что на одном первоначальном энтузиазме от новой идеи, пришедшей вам в голову, можно сотворить нетленный шедевр литературы. Нельзя.

Это годы упорного труда. И труда в одиночестве.

Поэтому когда у человека жизнь бьет общением через край, ему и в голову не придет при первой же мысли хвататься за ручку с бумагой или судорожно стучать пальцами по клавиатуре. Он будет просто жить, болтать. И наслаждаться.

У обычных людей наслаждение проявляется через саморазрушение, у писателей же – через молчание. Чем больше писатели говорят в слух, тем меньше мыслей они смогут вылить на бумагу.

Иногда выть охота от такого расклада.

Но вспомните хотя бы одного из известных признанных писателей, которые являлись светскими тусовщиками? Да нет таких.

От нелюдимости портится характер. Еще один миф. Характер не портится, просто появляется некая нетерпимость к продолжительному общению и долгому нахождению среди большого скопления людей. Вам это станет не то, чтобы в тягость, а скорее просто не нужно. У вас появятся совсем другие интересы.

Могу сказать лишь одно, встав на этот путь, вы уже не будете прежними. Многие сочтут вас странными. Хотя на самом деле это даже плюс. Зачем вам псевдодрузья?

как формируется талант? читать

Философия: призвание или профессия?

Философия — разбираем нюансы

Е.В. Новиков

«В любой области человеческого знания заключается бездна поэзии» К.Г. Паустовский.

«Есть несколько способов разбивать сады: лучший из них – поручить это дело садовнику» Карел Чапек.

О понятиях призвания и профессии

Вследствие неопределённости, размытости границ самого понятия «философия» однозначный и категоричный ответ на вопрос, стоящий в заголовке данной работы, дать затруднительно, если вообще возможно. Поэтому для начала следует разобраться с терминами «призвание» и «профессия», с их соотношением.

В Большом толковом словаре русского языка слово «призвание» трактуется как «склонность, способность к какому-либо делу, профессии» или – в качестве смыслового оттенка – как «назначение, предназначение» [i]. «Профессия» определяется как «род трудовой деятельности, занятий, требующий определённой подготовки и являющийся обычно источником существования» [ii]. В контексте противопоставления призвания и профессии нам больше подойдёт более конкретное понятие последней, данное в Педагогическом энциклопедическом словаре: «Профессия (лат. professio – официально указанное занятие, от profiteor – объявляю своим делом), вид трудовой деятельности человека, владеющего комплексом специальных знаний и практических навыков, которые приобретены в результате целенаправленной подготовки. Профессия отражает способность человека к выполнению конкретных функций в системе общественного разделения труда (курсив мой. – Е.Н.) и является одной из основных качественных характеристик его как работника» [iii].


Также из житейского опыта нам известно, что слово «призвание» обычно употребляется в отношении к таким видам деятельности, которые так или иначе связаны с творчеством или даже ещё уже – искусством (так, можно говорить о призвании художника, допустимо – о призвании хирурга, но совершенно неуместно – о призвании маляра или дворника). Существенной характеристикой профессии является то, что – в отличие от призвания – она, как правило, подразумевает такой вид деятельности, в котором многие могут добиться одинакового успеха; это своего рода ремесло (или наука, но наука рутинная – такая, в которой личность научного сотрудника практически не отражается на результате научной деятельности, а авторство этих результатов анонимно или, во всяком случае, безразлично для заказчика или потребителя).

Выражение «поэт по профессии» звучит так же абсурдно, как и выражение «ассенизатор по призванию». В этой языковой традиции нисколько не умаляется роль и важность упомянутых профессий (в сравнении с призванием). Это различие в словоупотреблении лишь фиксирует тот факт, что дело, которым занимается человек по призванию, не по силам другим (часто говорят, что у него талант или дар заниматься таким делом), в то время как любой человек в принципе может более или менее успешно освоить любую профессию. Сама этимология слова «призвание» говорит об избранности человека, который пошёл по пути реализации своего таланта: призвание – призыв – зов. Как будто сама эта деятельность (например, поэзия) зовёт его осуществить, воплотить, выразить свой талант.

Таким образом, профессия и призвание в строгом смысле не противоречат друг другу. Из приведённого выше примера с хирургом видно, что в некоторых случаях можно говорить о призвании внутри профессии (по отношению к тому человеку, который целенаправленно выбрал именно ту профессию, которая ему нравится, и достиг в ней значимых результатов). Верно также и то, что призвание человек может испытывать к деятельности, которая не является профессией (т.е. не закреплена в Едином тарифно-квалификационном справочнике работ и профессий рабочих, как, к примеру, призвание помогать нуждающимся). Поэтому зафиксируем мысль, что философия является профессией в той мере, в какой она может считаться наукой или рутинным, ежедневным ремеслом по накоплению знания, а призванием – в той, в какой она связана с творчеством, с искусством, с озарением, интуицией, инсайтом и т.п. – со всем тем, что дало повод известному философу А.М. Пятигорскому заключить: «Философия – это род склонности, переходящей в болезнь» [iv].

А.Л. Доброхотов на типичное высказывание о том, что «философии, как и искусству, нельзя научить», отвечает: «Но можно учить не поэзии, а грамматике; не музыке, а нотной грамоте. В каждом искусстве таится ремесло; само слово искусство связано с понятием «умение» (искусный мастер). Такая же связь прослеживается во множестве языков. В философии тоже есть «ремёсленные» навыки, без которых в её мир лучше не входить. Их знание не даёт мудрости, но даёт возможность правильно выбрать профессию» [v]. Попробуем выяснить, какую же часть «искусства философии» составляют «ремёсленные» навыки и можно ли для того, чтобы называться философом, всё-таки обойтись без них.

О философии и философствовании

В ставшем уже классическим учебнике по философии читаем: «Философия выступает в двух ипостасях: 1) как информация о мире в целом и отношении человека к этому миру и 2) как комплекс принципов познания, как всеобщий метод познавательной деятельности. На этом основано разделение большого числа функций философии на две группы: мировоззренческие и методологические» [vi]. Очевидно, что влияние первой группы функций философии (мировоззренческих функций) испытывает на себе каждый. Иными словами, всякий человек так или иначе осмысливает мир и своё место в нём. Авторы другого популярного учебника по философии отмечают по этому поводу, что «философия неизбежна для любого человека и каждый человек философствует, даже тот, кто отрицает её необходимость и обоснованность, невольно оставаясь на позициях лишь неразвитой формы философствования» [vii]. В этом смысле, как отметил ещё К.Ясперс (который, кстати, – возможно, первым из философов, – и сформулировал различие между профессорской философией и философствованием), истинными философами являются дети.

Иными словами, для того, чтобы философствовать на этом «примитивном» уровне, философствовать для себя, вовсе не обязательно знать какие-то определённые принципы мышления, зафиксированные на бумаге мысли великих предшественников или современников, для этого не нужно иметь никакого образования и вообще не нужно уметь читать. Философствование поэтому является творческим актом в чистом виде, оно совершается человеком для себя самого. М.К.Мамардашвили писал о такой философии: «…Если она (философия. – Е.Н.) невербальна, но в ком-то из нас тем не менее заговорила или кому-то запала в душу до того, как заговорила, то такой человек не может выбирать: быть ему философом или не быть. Ибо философом он быть обречён» [viii].

Андрей Платонов в повести «Происхождение мастера» описал «одного человека, рыбака с озера Мутево, который многих расспрашивал о смерти и тосковал от своего любопытства; этот рыбак больше всего любил рыбу, не как пищу, а как особое существо, наверное знающее тайну смерти. Он показывал глаза мёртвых рыб Захару Павловичу и говорил: «Гляди – премудрость. Рыба между жизнью и смертью стоит, оттого она и немая и глядит без выражения; телок ведь и тот думает, а рыба нет – она всё уже знает». Созерцая озеро годами, рыбак думал всё об одном и том же – об интересе смерти. Захар Павлович его отговаривал: «Нет там ничего особого, – так, что-нибудь тесное». Через год рыбак не вытерпел и бросился с лодки в озеро, связав себе ноги верёвкой, чтоб нечаянно не поплыть. Втайне он вообще не верил в смерть, главное же он хотел посмотреть – что там есть: может быть, гораздо интересней, чем жить в селе или на берегу озера; он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, – и она его влекла. Некоторые мужики, которым рыбак говорил о своём намерении пожить в смерти и вернуться, отговаривали его, а другие соглашались с ним: «Что ж, испыток не убыток, Митрий Иванович. Попробуй, потом нам расскажешь». Дмитрий Иванович попробовал: его вытащили из озера через трое суток и похоронили у ограды на сельском погосте» [ix].

Можно сказать, что у этого необразованного рыбака было призвание к философии (точнее, к философствованию)? Несомненно. Философствование было для него призванием (даже более того: страстью) до такой степени, что он заплатил за это жизнью.

Чтобы ещё раз уяснить себе разницу между философией и философствованием, можно воспользоваться делением, предложенным М.К.Мамардашвили. Он писал, что «есть реальная философия (или философствование, по нашей классификации. – Е.Н.), которая присуща нам, если мы живём как сознательные существа. Если мы выполняем свою человечность. Философский акт как пауза в ряду других актов, являющихся условием самой их возможности и определенной последовательности. Назовем это реальной философией. И есть философия понятий и систем (собственно философия в нашей схеме. – Е.Н.), в которых этот акт или элемент нашей духовной жизни может быть эксплицирован. Тогда философия предстаёт как удачный язык, посредством которого что-то эксплицируется. Но удачен он только потому, что люди проделали до нас подвиг мысли, подвиг медитации или какого-то очень сложного психотехнического опыта, что ушло затем в толщи истории культуры» [x]. Между прочим, по воспоминаниям А.М. Пятигорского, М.К. Мамардашвили очень ценил интересных людей (не обязательно философов, но также и простых людей), а сам А.М. Пятигорский, солидаризируясь со своим другом, считает, что «если философ будет ценить только профессиональных философов – он же умрёт со скуки. Философу нужна пища» [xi].

Рассуждая о том, что не только профессиональные философы стремятся соединить жизнь и идею, А.Л.Доброхотов приводит в пример распространённые житейские выражения: «жизненная мудрость» или «философский образ жизни» (мы бы ещё добавили популярное «философски взглянуть на вещи» и т.п.). «Чаще всего эти выражения создают образ личности, которой свойственно умудрённое спокойствие, некоторый (что называется, здоровый) скепсис по отношению к общепринятому, покорность судьбе, но неподвластность страстям. Спиноза разрешал философам иметь только одну страсть – «интеллектуальную любовь к Богу». История показывает, что жизнь мудреца совсем не обязательно воспроизводит эту картину. И всё же философский образ жизни предполагает какие-то общие ценности: неподатливость предрассудкам, обывательским «очевидностям», неприятие эрзацев и вкус к подлинности, отстранённость от мелочей, пренебрежение корыстью, критичное отношение к мыслям и доверительное – к реальности, любовь к смыслу…» [xii]

С житейской философией, кажется, всё понятно. Но как же быть с теми обществами, где философия выделена в особую сферу знания и деятельности и где она институционализирована (например, существуют академические институты философии или философские кафедры и факультеты в вузах)? Как провести грань между призванием и профессией внутри самой философии (имея в виду такой смысл последней, который подразумевают, когда говорят, что философия сложилась не у всех народов)?

О философах и философоведах

На мой взгляд, философия имеет особый статус. В каком-то (и, по-видимому, только в этом) смысле она схожа с журналистикой, которая стоит на стыке между писательством и написанием объективных отчётов, рапортов и протоколов. Журналистика – творческое занятие (и поэтому можно говорить о призвании к журналистике), но творчество здесь ограничено рамками жанра и заказом на определённую тему (поэтому это ещё и профессия в строгом смысле этого слова). Также и философия: она не сводима ни к призванию, ни к философии, но содержит в себе и то, и другое.

Философия в целом является полисистемным образованием, содержит в себе множество достаточно независимых разделов. Поэтому, вероятно, можно выделить в ней такие части, которые больше подходили бы под определение философии как призвания, и такие, которые скорее отвечали бы её профессиональному аспекту.

Классическим стало деление тех, кто причастен к философии, на собственно философов и философоведов (по аналогии с литературой – литературоведением или искусством – искусствознанием). Например, Ф. Ницше в работе «По ту сторону добра и зла» провёл разделительную линию между философами и философскими работниками (philosophische Arbeiter). О том же, в сущности, говорил и В.И. Вернадский в связи с избранием А.М. Деборина в Академию наук СССР, только он выделял соответственно философию школы и научную философию. Первая – доктринальная философия, замкнутая на саму себя и принятая в своих претензиях быть единственно истинной только внутри собственной школы. Вторая – профессорская, академическая философия, отвечающая строгим критериям профессиональности. Кстати, А.М. Пятигорский, который называет себя «антишколистом в философии» считает, что «когда мы говорим о какой-то конкретной науке – востоковедении, например, – ею нельзя заниматься, не будучи связанным с какой-то школой. А в философии нет» [xiii].

Академик А.А. Гусейнов, пользуясь предложенным Ницше различением философов и философских работников, поясняет: «Философы раздвигают духовные горизонты человека, они всегда говорят что-то новое и очень важное. Они творят, создают ценности. Философские работники имеют дело с произведениями первых, они исследуют эти произведения (выявляют их источники, последующие воздействия, препарируют их по идеям, темам, сравнивают с другими произведениями, высчитывают в них количество тех или иных терминов, перелагают в более популярной форме, создают их сокращённые форматы, анализируют их сквозь призму биографии философа, в контексте эпохи и под разными иными точками зрения, переводят на разные языки, комментируют и т.д. и т.п.)» [xiv].

Ясно, что среди современных философов (во всяком случае, отечественных) несоизмеримо бОльшую часть составляют именно философоведы: они не имеют собственной философии, а занимаются чужой. Но, как справедливо замечает известный философ М.Н. Эпштейн, «провести разграничение между творческой философией и научным философоведением гораздо труднее, чем между литературой и литературоведением, поскольку обе отрасли пользуются одним языком, работают с общими понятиями» [xv]. Развивая это утверждение, мы придём к мысли А.А. Гусейнова: «…Между идеальными типами философа и профессора философии (или философоведа. – Е.Н.) существуют промежуточные, переходные типы. А в реальности, чисто эмпирически, только они – эти переходные типы – и существуют. Одни являются больше профессорами философии и меньше философами. Другие – больше философами и меньше профессорами философии» [xvi].

Следовательно, специфика философии в том, что ею невозможно заниматься профессионально, абсолютно не испытывая к ней призвания. Что касается соотношения призвания и профессионализма у великих философов прошлого, то, по меткому замечанию М.Н.Эпштейна, «чем глубже и самобытнее мыслитель, тем больше его философоведение выступает как органическая часть и продолжение его философии (например, у Хайдеггера и Ясперса)» [xvii]. Можно сформулировать это высказывание и другими словами: чем бОльшее призвание испытывает человек к философии, тем с необходимостью повышается и его профессионализм в построении собственной теории, тем бОльшую потребность он испытывает в знании философской традиции. Почти эту же мысль встречаем у А.А. Гусейнова: «Философ, как правило, является также профессором философии. Он, несомненно, должен быть глубоко образованным в области истории философии, знать все важнейшие и новейшие исследовательские результаты, достигнутые профессорами философии» [xviii], и у В.Ю. Кузнецова: «…Прежде чем самому философствовать, надо овладеть философским наследием, – этот тезис в общем виде возражений вроде не вызывает и вызывать не может» [xix].

Правда, не все так считают. Например, полемизируя с тем же Эпштейном, М. Печёрский пишет, что «знание истории философии и методологии иногда и немногим помогают, чаще и многим мешают». В подтверждение своего мнения он приводит в пример Иисуса Христа, которого считает бОльшим философом, чем Д.Лукач, Шаламова – бОльшим, чем «кн. Трубецкой и А. Лосев вместе взятые», Музиля и Гашека, которые, по мнению автора, «философичнее всей Франкфуртской Школы» [xx]. На мой взгляд, и названных писателей, и в ещё большей степени Иисуса из Назарета следует ставить скорее не в ряд философов, а в ряд учителей жизни, духовных реформаторов, так что тезис о нераздельности философии и философоведения остаётся непоколебимым.

Итак, мы остановились на том, что призвание к философии может испытывать тот свободный мыслитель (неважно: ярчайшая ли он звезда на философском небосводе, как Гегель или Ницше, или простой деревенский мужик, как Дмитрий Иванович у Платонова), который не связан жёсткими рамками философского метода и категориально-понятийного аппарата. В противном же случае философа следует называть преподавателем философии или философоведом.

Е.В. Косилова расширяет класс философов по призванию. В своей весьма занимательной работе на интересующую нас тему («Философия: призвание или профессия?») она обращает внимание читателей на латентное, «подковёрное» противостояние двух «лагерей» внутри философского факультета (заметим кстати: речь идёт об институционализированной форме философии, которую мы предварительно договорились относить к сфере профессионализма). К первому лагерю она отнесла сотрудников кафедры истории зарубежной философии (которых условно назвала «историками»), в другой – двух кафедр: онтологии и теории познания, а также антропологии (специалисты по философским проблемам, или «теоретики»). Историки и теоретики, по словам автора, часто «с трудом переносят друг друга. Каждые взаимно считают, что то, чем занимаются другие, ерунда, лишь видимость серьёзного, работа для тупых, занятие шарлатанов и т.п.» [xxi]. Е.В. Косилова делает интересные наблюдения по поводу культурных различий между двумя лагерями. Так, она пишет, что когда историкам в голову приходит мысль, которая до сих пор не звучала ни у одного из известных им философов, «им свойственно первым делом думать не «какая радость, это что-то новое» (как теоретикам. – Е.Н.), а «какой ужас, я не помню, где я это прочитал». Иногда, вероятно, они делятся этим ужасом с особо доверенными друзьями, и те помогают им вспомнить, какой никому не известный философ несколько веков назад сказал это. Позже общими усилиями выясняется, что вообще-то это было и у Канта. Тогда в душевном состоянии историка наступает мир. Ведь идея-то все равно остаётся его и с ним, только теперь она защищена авторитетом» [xxii]. Сама же Е.В. Косилова, причисляя себя к теоретикам, всё же совершает экскурс в историю философии и находит в ней довольно много аналогов сформулированному ею антагонизму историков и теоретиков. Итак, по мнению автора статьи, проблема «историки – теоретики» – это проблема «эрудиция – творчество», «беспристрастность (= истина) – ценность» (М. Вебер), «принцип реальности – принцип удовольствия (= фантазия)» (З. Фрейд), «экстравертированная – интровертированная установки в науке» (К. Юнг).

Замечания Е.В. Косиловой крайне интересны, и в общем и целом я с ними согласен. Действительно, «философскую традицию продолжают, несмотря ни на что, вовсе не всезнающие историки философии» [xxiii], а т.н. «теоретики». И мне понятно желание любого образованного человека видеть вокруг себя среди своих современников настоящих, самобытных философов – философов по призванию. Но не будет ли редукционизмом отождествлять теоретиков с философами, а историков – с философоведами? К тому же, производя условное деление кафедр на два лагеря, Е.В.Косилова вынесла за скобки этого противопоставления лишь кафедру логики (подразумевая специфичность её научных задач и функций). Куда же тогда отнести такие кафедры, как кафедры этики, эстетики и уж – совсем непонятно как оставшуюся не у дел – кафедру истории русской философии? Рискну предположить, что согласно логике автора все философы, кроме историков философии – в той или иной мере являются философами по призванию. Вряд ли.

Скажем так: жанр историко-философского исследования сковывает свободу творчества, поэтому в этом жанре авторам практически невозможно проявить себя как самобытных мыслителей. Но это вовсе не означает, что все философы (по специальности), занимающиеся теоретическими проблемами, – творческие люди и не скованы формальными требованиями, предъявляемыми к профессии.

Более того, осмелюсь заявить, что процентное отношение самобытных философов (философов по призванию) по отношению ко всем, занятым в философии, будет сокращаться (а процент профессионалов, соответственно, увеличиваться). Это не хорошо и не плохо. Если бы не было Диогена Лаэртского, мы бы никогда не узнали и Диогена Синопского.

О принципе публичности в философии

Как считает известный политолог директор Института политических исследований Сергей Марков, «философия стоит на пороге крупного социального заказа. Глобализация, создание мирового правительства, человек в мире телекоммуникаций, биоэтика, постепенное превращение в киборга – всё это требует философского осмысления» [xxiv]. О чём это говорит? О том, что в скором времени философы должны будут объяснять обществу причины, смысл, возможные последствия происходящих в мире процессов на доступном каждому языке. А сначала надо выработать этот язык. П.Д.Тищенко пишет по этому поводу, что поскольку любая современная проблема и любой конфликт носят междисциплинарный характер, «естественной средой этого конфликта оказывается публичный или «профанный» дискурс, поскольку эксперт в своей области (врач, философ, юрист и др.) является с необходимостью профаном во всех остальных. Именно на профанном уровне между ними возможен реальный социальный диалог. Не случайно, что в биоэтике решающую роль играет так называемый «принцип публичности» — ни одно экспертное суждение не может стать аргументом биоэтического обсуждения проблемы, если оно не понятно «человеку с улицы» [xxv]. Поэтому хотя бы в этой области философии не нужна никакая «самодеятельность», а нужны чёткие, аргументированные ответы на конкретные вопросы – ответы эксперта, профессионала. О том же, собственно, только в другом контексте, писал и М.К. Мамардашвили: «…Философ имеет дело прежде всего со своим индивидуальным сознанием и, ориентируясь на это сознание, обязан выразить правду своего состояния. А это очень сложно, поскольку такая правда может быть получена, открыта и сообщена другим лишь по законам самой мысли, без привнесения туда чего-то постороннего. Ни предубеждений, ни своих комплексов, ни, с другой стороны, внешне продиктованных желаний кому-то угодить или что-то опровергнуть и т.д.» [xxvi].

Видимо, именно философскую экспертизу, общественные функции философии подразумевает А.М. Пятигорский, когда говорит: «Философия – это тип мыслительного подхода, а к чему – неважно» [xxvii].

Каким должен быть философ?

Так кто же он – философ: избранный или профессионал, получивший философское образование и натренировавший в себе способность философствовать?

Если попытаться теперь дать окончательный ответ на вопрос, вынесенный в заголовок данной работы, то я отвечу следующим образом. Среди нас находится значительное число людей, испытывающих самое настоящее призвание к философии и обнаруживающих в философствовании несомненный талант. Они не заканчивали философский факультет, они могли не прочитать ни одной сугубо философской книги, и уж тем более они никогда не писали и не напишут ни одной книги сами. Им это просто не нужно. Но наличие в них собственной самобытной философии отрицать невозможно. Это становится ясным, когда мы беседуем с такими людьми. В таких философах, разумеется, нет ни капли философского профессионализма. Есть ли какие-нибудь критерии, чтобы отличить их от каких-нибудь болтунов и словоблудов? Один такой критерий приходит на ум.

Осмелюсь утверждать, что настоящий философ никогда не обратится к психотерапевту (если, конечно, он изначально не имел проблем с психикой). Ю. Хабермас написал однажды (как говорится, «между строк»), что психотерапия сейчас отнимает у этики исконную функцию последней – функцию жизненных ориентиров. Так вот я думаю, что у каждого философа – своя этика. Он всегда найдёт объяснение любым радостям и несчастьям, выпавшим на его долю, даст им интерпретацию в духе своей философии, и тогда никакой психотерапевт ему будет не нужен.

Ну а как же среди профессиональных философов: есть среди них бриллианты философской мысли, философы по призванию? Скорее всего. Но мы их пока не знаем, ибо большое видится на расстоянии. Причём чем дальше – тем отчётливее вырисовываются среди них неповторимые вершины.

Как ни странно, получается, что мы не знаем, что есть философия на самом деле: призвание или профессия, точнее, насколько она суть призвание. Об этом нам никто из профессиональных философов не скажет, а наших современников оценим уже не мы, а следующие поколения. Зато мы знаем, какой должна быть философия.

Она должна быть призванием в профессионализме. В чём конкретно это выражалось бы, можно перечислить (разумеется, список будет неполным, но минимально необходимым).

А.Л. Доброхотов считает, что философские идеи «требуют искренней приверженности, выражающейся в изменении жизни. Не случайно книги по истории философии не обходятся без подробного жизнеописания мыслителей, тогда как книги по истории науки больше говорят об истории самих открытий и изобретений» [xxviii]. Действительно, философ в своей деятельности должен ставить на кон самого себя, ибо слово – это поступок. Иными словами, то, что проповедует философ, должно быть рождено в его душе, принято ей. Он должен верить сам в то, что говорит, и поступать в соответствии со словами.

А.М. Пятигорский заметил, что Ницше, которого он не любит как философа, тем не менее, нравится ему как человек, потому что «он говорил, что хотел, не оборачивался. Это признак философа» [xxix]. Для философа не должно существовать никаких авторитетов. Он не должен бояться ни власти, ни конкурентов. Он должен смело говорить то, что думает.

Философ должен чётко формулировать свои мысли, не только потому, что этого требуют законы логики и риторики, но и потому, что он работает не на одного себя, но и для людей, и они имеют право знать то сокровенное знание, которое доступно ему как философу.

Разумеется, общество может «производить» профессионалов, а не мудрецов-самоучек, а потому надо стремиться к тому, чтобы «…сформировать профессионала, который будет уметь то же, что и любой мастер, но одновременно (зачем нужны два одинаковых мыслителя?) он должен делать что-то иное, причем на достойном уровне или с превышением» [xxx].

Всё это, разумеется, – идеал. Но на практике к нему можно приблизиться, если всегда избегать того, как не надо поступать. А.А. Гусейнов считает: «…Самыми неинтересными работами по этике (я бы сказал: и философии в целом. – Е.Н.) являются те, в которых нет ясной нравственной (философской. – Е.Н.) позиции, социальной заострённости, полемики с реальной действительностью, которые написаны без страсти, по обязанности, для диссертации. Работы вымученные, а не рождённые в любви и муках» [xxxi].

Известный философ академик И.Т. Фролов (1929-1999) писал: «Мы все учились и учимся трудному искусству истинного философствования – всегда критическому и самокритичному, одухотворённому высокими образцами, целями и идеалами, но вместе с тем тесно связанному с реалиями сегодняшнего дня, жизнью и заботами миллионов простых людей, с интеллектуальными движениями во всех областях науки и искусства, культуры человечества как целого. Это предполагает интенсивную работу мысли, предельную интеллектуальную активность философии как «духовной квинтэссенции эпохи» (Маркс). И, конечно, честность мысли – самую полную. Каждый может заблуждаться, и философ тоже. Но в отличие от других покаяние не снимает с него моральную вину. Общественные условия – какими бы неблагоприятными они ни были – не являются для философа абсолютными. Они не могут снять с него груза личной ответственности. Объяснить – да, могут, а оправдать – нет. Поэтому-то так высоко ставилось во все времена в нравственном отношении служение философии!» [xxxii] В этих словах – ключ к объединению призвания и профессии. Ключ к одухотворению профессии призванием.

Источник: www.ippnou.ru


Предложения со словосочетанием ПРОФЕССИЯ ПИСАТЕЛЯ

Неточные совпадения

Имеется множество свидетельств о важности эмпатии с животными в деятельности охотников, дрессировщиков, художников, писателей и представителей многих других профессий. Предки правильно говорят: писатель — это не профессия. Хотя по профессии я писатель, не думаю, что в моих взглядах есть предвзятость. Моя профессия (я писатель и редактор журнала) даёт мне возможность частенько проделывать это, потому что в моём кабинете в приёмные часы толчётся много странных разнообразных диковинных людей. Иногда творческими называют целые профессии — режиссёра, писателя, художника, композитора и др. Недаром многие писатели, актёры и другие люди творческих профессий берут себе псевдоним, совпадающий с числом их дня рождения, которое счастливо, или улучшающий его, если оно не так удачно. Голубую энергию охотно впитывают люди творческих профессий — актёры, художники, писатели, музыканты. Но писатель — профессия сугубо индивидуальная. Профессии: Юристы, рекламные агенты, финансисты, государственные чиновники, психологи, писатели, гиды, переводчики, учёные, учителя, предприниматели, менеджеры. Их прельщают такие профессии, как художник, музыкант, писатель и т. Профессиональный успех ждёт представителей таких профессий, как журналисты, писатели и переводчики, секретари, администраторы и работники транспортной сферы (водители, экспедиторы, машинисты, пилоты, проводники, диспетчеры). Поэт он, писатель, музыкант или вовсе не имеет отношения к творческой профессии — неважно. Писатель не считал это праздным вопросом, ведь условия общественной жизни предполагали известную определённость в выборе профессии и жизненного пути. — Вы что же, думаете, если я писатель, человек свободной профессии, то меня можно мучить круглосуточно? Чтобы избежать подобной участи, необходимо с раннего детства развивать и поощрять интерес к наукам и творчеству, делая ставку на выбор следующих профессий: врач, врач-диагност, конструктор, математик, писатель, инженер, преподаватель в вузе, преподаватель в школе, экономист, программист. В книге «Пикник на обочине» полуопальные писатели рассказали историю человека с профессией сталкер, и слово сразу подхватили многочисленные читатели, передающие друг другу заветный роман в самиздате. Я неуверенно кивнул. Не люблю называть себя писателем. Странная профессия. Художники принадлежали (и старались добиться этого социального статуса) к гильдии — так же точно, как в наше время люди творческих профессий хотят примкнуть к творческим союзам: писателей, художников, режиссёров. Да, в прошлой жизни он был писателем, но теперь, когда все стали бессмертными, в этой его былой профессии уже не было надобности. Из профессий лучше всего подходят: преподаватель в вузе, режиссёр, писатель, руководитель крупного предприятия, главный экономист, разведчик, офицер (полиция, налоги, таможня и т. Люди творческих профессий, художники, писатели, артисты эстрады, желающие подчеркнуть стиль и индивидуальность, часто носят нагрудный платок в течение всего дня. Многие писатели, актёры и другие люди творческих профессий берут себе другое имя, которое совпадает с числом дня рождения. Не трать своё время, пойми, что писатель — профессия не прибыльная, а, наоборот, убыточная, более того, для многих это скорее терновый венец, но никак не лавровый венок славы. Я не одарён никакими талантами, во мне нет и способностей для того, чтобы заниматься какою-нибудь свободною профессиею: я не могу быть ни учёным, ни профессором, ни художником, ни артистом, ни писателем. Наряду с индивидуализированным видом любви к человеку другого пола существуют и более обобщённые формы любви — к своей профессии, к определённому писателю, театру, футбольной команде и т. Придумайте юмористический рассказ, подражая писателю, героем которого станет человек, который работает по той же профессии, что и вы. Не все знают, что этот английский писатель по основной своей профессии — математик. Кстати, о юристах. Из их среды не вышел ни один художник, писатель или композитор. Такая уж профессия, напрочь исключающая художественное воображение. Такое происходит и с так называемыми настоящими писателями, а уж у автора, который пишет тексты часто и по поводу (в «Коммерсанте» когда-то их строго-настрого запрещали называть «статьями», это звучало слишком напыщенно, только «заметками»), ощущение неудовлетворённости входит в профессию. Это отнюдь не означает, что другие профессии: врача, учителя, художника, писателя, слесаря, фрезеровщика, токаря, комбайнёра — менее уважаемы и ценны для общества. Можно назвать десятки таких профессий, и тем не менее можно сказать с большой долей обоснованности, что, за исключением, пожалуй, труда писателя, две профессии — журналиста и PR-специалиста — выделяются из всех остальных. Писатель — профессия для одиноких людей, ибо это человек, который углублён в самого себя, в свои мысли, в свой дух, который он рассматривает, как туннель для проникновения в дух всего мироздания. Общаясь с людьми, будущий писатель оценил и другую сторону своей профессии, позволяющую увидеть мир с изнанки, понять, что проблематичное или трагичное граничит с комичным, сатирическим и смешным. В этот вечер я узнаю, что он не только духовный философ, художник и писатель — это я и так знал, но и что после изучения медицины он десять лет проработал по профессии врача-гомеопата; а также управляет несколькими бизнесами; что он поэт и занимается архитектурой; что одни считают его современным алхимиком, а другие — настоящим астрологом, и в довершение всего он покровительствует нескольким артистам. Среди писателей распространены любые профессии, а неучей не допускают к официальному созданию книг. Профессии: Косметологи, дизайнеры, дипломаты, адвокаты, врачи, рестораторы, фотографы, банковские служащие, музыканты, художники, писатели, артисты, ювелиры. — Время — одна из загадочнейших сущностей в мире — ею занимаются не только учёные, но так же философы, писатели и представители других профессий. Приходили, конечно, не только писатели, но и люди самых разных профессий. Можно себе представить, какую личную вражду должен был питать судорожный писатель, терзающийся проблемой преступления и наказания, к законченной, аккуратной, нарядной фигуре защитника по профессии. Среди них были дипломаты и политики, художники и писатели, музыканты и драматурги, известные своим чувством юмора и умом, а также женщины, сделавшие своей профессией красоту. Особенный успех ждёт людей творческих профессий — актёров, художников, писателей, музыкантов. Это станет его второй профессией, ибо, во-первых, и прежде всего он будет тем, кем рождён, — писателем. Мне, впрочем, удалось скрыть от него мои опасения и убедить его, что это, по всей вероятности, нервные припадки, неразлучные с его профессией, и которыми, конечно, страдает большинство писателей. Мой собеседник оказался писателем, это не основная профессия, а так, для души… Основная — исследовательская, культуру он там изучал, историю, религию. А не накапливается ли усталость от обилия лиц вокруг, ведь писатель — профессия сама по себе непубличная. Лучшая профессия для неё — писатель, сценарист, учёный. В тебе есть задатки для дюжины профессий: ты музыкант, пианист, дирижёр, композитор, писатель, редактор, дипломат и т. Писатель не имеет права быть в оппозиции к государственности, а вот в оппозиции к власти он обязан быть по природе выбранной профессии. Учитывая запредельный характер, лучше остановить свой выбор на профессиях: преподаватель в вузе, писатель, директор школы или детского сада, политик или депутат. Они хорошо подходят для того, чтобы стать учителями, писателями, актёрами, хирургами, художниками, дизайнерами, юристами, архитекторами, ораторами, священниками, филантропами, они могут связать себя с любой профессией, связанной с созданием красивых вещей. О профессиях других обитателей домов невозможно было даже мечтать — это были начальники, министры, депутаты и необходимые режиму специалисты — инженеры, художники, писатели, кинорежиссёры. Режиссёра лишить профессии гораздо легче, чем, например, писателя или живописца. Профессии этих людей — художников, писателей, музыкантов, кино — и театральных деятелей — называются творческими, а сами творцы объединяются в творческие союзы. Ни один поэт, ни один писатель не пишет для того, чтобы остаться безвестным; литература — не та профессия, где можно просто работать как все, не требуя признания, и быть довольным своей жизнью. Стоит ли писателю становиться сценаристом или это абсолютно разные профессии? Я — журналист, писатель, и моя профессия — открывать всем глаза на таинственное и загадочное, а не прятать эти секреты, пусть даже и из благих побуждений! Ещё она говорит, что то же самое происходит с художниками, писателями, то есть людьми творческих профессий. Писатель — профессия оседлая, сокрытая, непубличная. Кроме того, работающий на ноутбуке в общественном месте человек воспринимается окружающими или как представитель свободной профессии (журналист, писатель, учёный), или как ценный сотрудник, для которого установлен свободный бизнес-график, не требующий постоянного пребывания в офисе. Подобно многим своим современникам будущий писатель переменил множество профессий. Более того, я хочу, чтобы вы поняли: писатель — это вообще не профессия.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *