Куплю старые книги, изданные до 1900 года
Дорогие друзья, владельцы антикварных книг! Я собираю библиотеку из старинных изданий для дочери, чтобы сделать ей подарок на 18-летие. С удовольствием приобрету по достойной цене книги, изданные до 1900 года. Тематика любая, кроме учебников и богослужебных книг — библии, кораны, часословы, псалтыри, требники, минеи, октоихи, триоди изданы такими тиражами, что ценности не представляют. Из 10-12 тысяч антикварных книг, предлагаемых мне ежегодно, я покупаю не более 200-300 томов, прошу отнестись к этому с пониманием. Часть моей библиотеки постоянно выставлена на продажу:
Степень сохранности Ваших старинных книг решающего значения не имеет, однако влияет на стоимость антикварного издания: ветхие книги приобретаю редко, отдаю предпочтение хорошо сохранившимся. Иностранные (европейские) книги также рассматриваю, однако они ценятся значительно дешевле русскоязычных — прошу это иметь в виду и обратить внимание на слово «значительно».
Жителей Украины просьба не беспокоиться — Ваше правительство еще в 2001 году запретило к вывозу с территории страны любые печатные издания, датированные 1925 годом и ранее. Обращаясь с предложением, присылайте фото и описание книг на электронную почту. Обратите внимание, я не занимаюсь оценкой антикварных книг — у меня нет времени. Оценить их можно самостоятельно — Вам поможет архив сделок. Я в ряде случаев назову свою цену за книгу и логически обосную ее. Расстояние не станет проблемой: если Ваши старые книги окажутся интересными, а цена — разумной, способ доставки и расчетов придумаем.
Со мной можно связаться следующими способами:
по телефону — с 10.00 до 19.00 часов: +7 (495) 725-89-08 (по вопросам покупки книг у меня)
по электронной почте — круглосуточно: biblio@adelanta. ru (по вопросам продажи книг мне)
Сюрприз для библиофилов, коллекционеров и просто любителей старины! Специально для вас вместе с моими замечательными помощницами мы регулярно снимаем уникальные научно-популярные видео, посвященные старинным книгам, антикварным аукционам, библиографическим находкам, любопытным букинистическим историям, загадкам, легендам и заблуждениям. Вот некоторые из них:
Как самостоятельно оценить старую книгу
Более сотни ежемесячно получаемых вопросов «Сколько стоит моя старинная книга?» привели меня к необходимости хоть как-то упорядочить представление большинства людей об этом. далее Каталог старинных изданий российской художественной литературы
Единственный на сегодня каталог-прейскурант изданных в царской России и в Советском Союзе антикварных книг иностранных авторов с ценами и подробными описаниями далее Каталог антикварных изданий по книговедению и искусству
Единственный на сегодня каталог-прейскурант изданных в царской России и в Советском Союзе антикварных книг по книговедению, библиотечному делу и искусству далее Каталог антикварных изданий научной и справочной литературы
Единственный на сегодня каталог-прейскурант изданных в царской России и в Советском Союзе антикварных изданий справочной и научной литературы далее Каталог русских книжных редкостей Геннади Г. Н. (1872 г.)
А вот какие антикварные книги считались у коллекционеров редкостями во второй половине XIX столетия, расскажет нам каталог Григория Николаевича Геннади, изданный в 1872 году далее Каталог русских книжных редкостей Березина Н.И. (1902 г.)
Попытки составить каталоги редких антикварных книг предпринимались и в самом начале XX века. Публикуем труд известного библиографа и книготорговца Николая Ильича Березина далее Каталог русских книжных редкостей Березина Н.И. (1903 г.)
Спустя год вышел еще один каталог книжных редкостей Березина Н.И., который стал дополнением к предыдущему далее Перечень типографий, печатавших инкунабулы (древние книги 1455-1500 годов)
Если у вас имеется интерес к самым первым печатным изданиям, то есть древним книгам, то эта таблица типографий, несомненно, окажется полезной.
Один из самых ранних каталогов — «Реестр старопечатных книг», собранных в библиотеке московского книгопродавца Александра Сергеевича Ширяева к началу 1830-х годов далее Каталог книг церковной печати XVIII столетия, составленный Ширяевым А.С. (1833 г.)
Одним из подразделов «Реестров старопечатных книг…» Александра Сергеевича Ширяева стали каталоги наиболее известных книг церковной печати далее Роспись старинных книг на славянских языках, изданных в 1489-1650 годах
Перечень всех старинных книг на славянских языках, отпечатанных до середины XVII века, составленная Сопиковым В.С. при написании «Опыта российской библиотграфии» далее Роспись старинных книг на славянских языках, изданных в 1651-1700 годах
Перечень всех старинных книг на славянских языках, отпечатанных во второй половине XVII века, составленная Сопиковым В.С. при написании «Опыта российской библиотграфии» далее Перечень всех известных типографий, существовавших в Российской Империи в 1813 году
Этот перечень российских типографий более известен как «Роспись ныне существующим в России типографиям» Василия Степановича Сопикова. далее Опыт российской библиографии… Василия Степановича Сопикова — «А»
Самый первый и самый главный каталог российских антикварных книг, составлен Василием Степановичем Сопиковым в начале XIX века. Русскоязычные старинные книги, которые перечислены здесь, являются действительно редкими и объективно дорогими книгами. Все прочие издания в массе своей — просто старые книги XIX-XX столетий, хоть формально и антикварные… далее Опыт российской библиографии… Василия Степановича Сопикова — «Б»
Небольшое вступление | Мне всегда нравились старые, сильно потрёпанные книжки.
Потрёпанность книги говорит о её высокой востребованности, а старость о вечно ценном
содержании. Всё сказанное в большей степени касается именно технической литературы. Только
техническая литература содержит в себе ту великую и полезную информацию, которая неподвластна
ни политическим веяниям, ни моде, ни настроениям! Только техническая литература
требует от своего автора поистине великих усилий и знаний. Порой требуется опыт целой
жизни, чтобы написать небольшую и внешне невзрачную книгу. К сожалению ни что не вечно в этом мире, книги треплются, разваливаются на отдельные листы, которые затем рвутся в клочья и уходят в никуда. Плюс ко всему орды варваров, которым без разницы, что бросить в костёр или чем вытереть свой зад. Именно их мы можем благодарить за сожженные и растоптанные библиотеки. Если у Вас есть старая книга или журнал, то не дайте им умереть, отсканируйте их и пришлите мне. Совместными усилиями мы можем создать поистине уникальное и ценное собрание старых технических книг и журналов. По умолчанию, старыми считаются книги и журналы изданные до 1971 года! Активные корреспонденты сайта: aleksan-der, difraction, galvanic, I.Cherry, oleg77, postsms, Sylwester Kozera, TL, turpentine, ua3lqx, VBA,Vladik Rivkin, yastreba Александрович Дмитрий, Анатолий Россинский, Андрей Татауров, Вадим Мельник, Валентин Бородей, Валерий Харченко, Владимир Похорский, Владимир Терехов, Владимир, Виталик Кузьменко, Дони Н.А., Иван Внуковский, Игорь Суворов, Иосиф Петрак, Коноров О.А., Кожевко Александр, Леонид Финякин, Морозов Александр Михайлович, Михаил, Николай Петрушов, Николай Савченко, Николай Худяков, Олександр Зелинский, Павел Горский, Прохоров, Рустам Хабибрахманов, Санитар Женя, Сильченко Виталий, Станкевич Леонид, Чопенко Владимир, Юрий Цикалов. Внимание! Для просмотра DJVU в среде браузера нужно установить DjVu Browser Plug-in, который можно найти любым поисковиком. |
---|
21 Марта 2021 года В раздел Книги-Транспорт добавлена книга:
|
21 Февраля 2021 года В раздел Книги-Газогенераторы добавлены книги и материалы:
|
31 Января 2021 года В раздел Книги-Газогенераторы добавлены книги и материалы:
|
СТАРЫЕ КНИГИ О ВОЙНЕ
Эти книги написаны сорок, пятьдесят, пятьдесят девять лет назад…
Все их авторы прошли войну рядовыми или офицерами на передовой и были тогда очень молодыми людьми.
Эти книги — не для детей.
Их надо читать не к юбилею, а тогда, когда человек способен и хочет стать взрослым. В предисловии к сборнику своих рассказов и повестей Виктор Астафьев сказал: «…кому же охота причинять себе боль по доброй воле?». Он имел в виду писателей-фронтовиков, которые, садясь за письменный стол, вынуждены пережить войну заново.
То же самое — пережить и преодолеть — предстоит читателю.
Балтер Б.И. До свидания, мальчики!: Повесть, рассказы, пьеса, публицистика / [Вступ. ст. Е.Сидорова; Худож. В.Левинсон]. — М.: Сов. писатель, 1991. — 365 с.: ил.
Повесть Бориса Балтера «До свидания, мальчики!» вообще не рассказывает про войну. Она рассказывает о трёх друзьях, которые живут в южном приморском городе, кончают школу, влюбляются, ссорятся и мирятся с родителями, непрерывно спорят друг с другом и, в конце концов, уезжают в Ленинград — учиться. Вот, собственно, и всё. Однако на самом деле эта небольшая книга написана как будто трижды — из разных точек времени. Поэтому читатель попадает не на плоскость печатного листа, а в огромную, жёстко замкнутую сферу, которую можно назвать только пафосным словом «судьба».
«Прямое» содержание повести Балтера — счастливая память юности. Как будто и не память даже, а просто захлёбывающийся от полноты чувств рассказ о молодой жизни, которая расцветает. У этого расцвета даже есть кульминация — любовь по имени Инка. Когда книга только появилась, взбудораженное «оттепелью» советское читающее общество никак не могло решить: имеет право такой юный юноша так любить такую юную девушку или не имеет? И только автор ни в чём не сомневался. Синее море, густо-синее, било в глаза при ярком солнце, ветер бегущего поезда рвал рубашку с плеча, а земля за дверью открытого тамбура близко, прямо под ногами, улетала куда-то вдаль…
Но с первой страницы (если точно, с двадцать четвёртой) мы читаем про это с нарастающей тревогой и ждём беды, хотя автор ничем не «интригует», намёков не делает и никакого сюжетного хода не «закручивает». Он лишь сообщает, что Володя Белов, Витька Аникин и Сашка Кригер, откликнувшись на призыв горкома комсомола, решили поступать после школы не в какие-то там институты, а в военное училище, потому что нужно возглавить и повести за собой «войска первого в мире рабоче-крестьянского государства». Тема эта потом, конечно, мелькает в тексте, но очень редко (разве что Сашкины родители бушуют). Герои повести живут своей мальчишеской жизнью, и только читателя, как подземный гул, мучают «воспоминания о будущем».
И оно наступает. Как будто мельком, между строк, не меняя ни темпа, ни голоса, Балтер вдруг вспоминает где-то в середине книги глаза немецкого ефрейтора, в которого стрелял в упор в январе 1942 года. И ещё извиняется перед Инкой, перед памятью о ней, что на войне приходилось пить не коньяк, а водку.
Этот всплеск другого времени занимает несколько строк. Буквально.
Ещё короче и уже ближе к концу повести — про друзей. «Витьку убили под Ново-Ржевом восьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года: батальон, которым он командовал, вышел из контратаки без своего командира. А Сашку арестовали в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Сашка был очень хорошим врачом-хирургом. Он умер — не выдержало сердце». Больше о войне и беде ни слова. Гимн юности продолжается, будто и не прерывался. Инка идёт по дороге с кульком черешни в руках, ветер рвёт рубашку и синее море слепит глаза.
Эта книга была и всегда будет достойна внимания молодых людей, потому что в ней нет трёх ужасных вещей: страха, злобы и обиды.
Обижаться можно на соседа. С судьбой и временем у человека совсем другие отношения. Двое на одного — не очень справедливо. Но некоторым удается выстоять и даже написать книгу.
Воробьёв К.Д. Убиты под Москвой: Повести и рассказы / Вступ. ст. В.Чалмаева; Худож. А.Тамбовкин. — М.: Дет. лит., 2003. — 284 с.: ил. — (Шк. б-ка).
«Учебная рота кремлёвских курсантов шла на фронт».
Это первая строка повести Константина Воробьёва «Убиты под Москвой» и для того, чтобы представить, «о чём книга», информации уже достаточно. Но информация здесь ни при чём. Речь идёт о том, как встречаются впервые война и человек. Определяя жанр этого произведения, вместо нейтрального термина «повесть» нужно было бы написать «прививка от иллюзий».
Читатель может не рассчитывать на снисхождение. Ноябрь, холодно, над полями стоит голубовато-призрачная мгла, которая не рассеивается и пахнет дымом, потому что всюду вокруг горят «населённые пункты». И в этой мгле с людьми происходят перемены, которые невозможно было вообразить всего несколько дней назад.
Читатель увидит генерала, который выходит из окружения в солдатской шинели без знаков офицерского различия, однако, встретив своих, начинает в ту же минуту на них кричать, как и положено генералу.
Читатель услышит звук выстрела, которым покончит с собой капитан Рюмин — наставник, кумир и образец для подражания мальчишек-курсантов. Человек, умевший держать строй. Человек в фуражке, надетой с неподражаемым «рюминским» шиком. Но война любит пошутить. Когда курсанты будут нести под обстрелом тело бывшего своего командира, чтобы похоронить, защитная каска, которую ему пришлось надеть в бою, собьётся набекрень и будет сидеть совсем по-рюмински, как всегда.
И только если читатель преодолеет всё это, он узнает, что лейтенант Алексей Ястребов остался жив. Даже больше: он подбил танк. Он взорвал этот проклятый танк почти у себя над головой, скатившись в яму, которую копали не для окопа, а для могилы. Он кинул свою бутылку туда, куда надо: не «в лоб», а в то место, которое встречный солдат назвал «репицей». Он вытащил себя из-под завала земли, а потом «отрыл свою шинель и рукавом гимнастёрки старательно очистил петлицы от налипшего песка и глины. Кубари были целы». После этого, взвалив на плечи все винтовки, ещё пригодные к употреблению, лейтенант Алексей Ястребов пошёл к своим.
Ноябрь 1941-го — это совсем не май 1945-го. Но повесть Воробьёва «Убиты под Москвой» — всё равно книга о победе.
Бакланов Г.Я. Пядь земли: Роман, повести, рассказы. — М.: Сов. писатель, 1989. — 767 с.: ил.
Повесть Григория Бакланова «Пядь земли» очень похожа на дневник. Она не только написана от первого лица, но вся, от начала и до конца, существует в настоящем времени: «Я выхожу из землянки… Никольский садится рядом на землю… Странная тишина стоит на плацдарме…».
Дневники бывают разные. Одни целиком посвящены глубокопанию в себе, другие претендуют на живописание выдающихся событий и т.д. Текст Григория Бакланова — это, в сущности, хроника. Запись, иногда поминутная и посекундная, тех событий, что доступны одному человеческому взгляду. На пространстве в сто тридцать страниц умещается такое количество людей, ситуаций, поступков, неожиданностей, такой разброс настроений, эмоций, желаний, мгновенных наблюдений и умозаключений, которые может вместить в себя только самая напряжённая жизнь, жизнь на пределе, то есть — война.
Она уже перевалила за половину: действие повести развивается на берегах Днестра. Нужно написать большими буквами именно это слово — ДЕЙСТВИЕ, потому что на страницах книги Бакланова нет ни мгновения передышки. Даже когда никто не идёт в атаку, когда командир в землянке просто играет в шахматы, когда солдаты просто едят виноград, созревший в молдаванском саду, даже в эти тихие минуты поток повествования не замедляется, а только меняет оттенок.
Чёрным цветом, цветом смерти и смертельного боя окрашены в этой книге не очень многие страницы и такая «расстановка акцентов» производит особенно сильное впечатление. Нет, писатель Бакланов не позволяет себе лозунгов типа «жизнь побеждает смерть». Он вообще не склонен к лозунгам. Разве что в один из самых трагических моментов, у могилы друга, на земле, развороченной снарядами всех калибров, он вдруг замечает на одном из сохранившихся деревьев старую довоенную табличку:«Из одного дерева можно сделать миллион спичек. Одна спичка может сжечь миллион деревьев. Берегите лес от огня!».
Название «Пядь земли» звучит совершенно по-разному — до того, как прочтёшь повесть, и после того, как её прочтёшь. Перед ста тридцатью страницами это сочетание слов кажется назидательным и даже нарочитым. После — возникает странное и сильное, почти детское желание перечертить карту, потому что дорога от Москвы до Берлина должна делиться не на километры, а на пяди.
Казакевич Э.Г. Звезда: Избранное / Послесл. Б.С.Рубена. — М.: Эксмо, 2003. — 733 с. — (Красная книга рус. прозы).
Повесть Эммануила Казакевича «Звезда» появилась значительно раньше всех других здесь упомянутых. Она была написана в 1946 году. И это совершенно удивительно, потому что у книги Казакевича есть черта, очень редко встречающаяся в рассказах о войне.
Сюжет известен хотя бы потому, что совсем недавно по экранам кинотеатров и телевизоров прошёл очень молодой современный фильм, воспроизводящий события. Фильм искренний, динамичный и взволнованный: группа наших разведчиков уходит во вражеский тыл, разведчики героически погибают, едва успев передать важнейшие разведданные, а девушка-радистка Катя, влюблённая в лейтенанта Травкина, по нашу сторону фронта не спит много суток подряд и всё повторяет: «Звезда», «Звезда», «Звезда»… Я «Земля»…
Коллеги-библиотекари свидетельствуют, что спрос на книгу Казакевича после фильма заметно возрос. Очень хорошо. Теперь все, прочитавшие повесть, узнают силу, которая отличает «Звезду» и от соседей по книжной полке, и от любых экранизаций.
Дело в том, что это спокойная книга.
Именно так. В 1946 году, то есть сразу после лихорадочного напряжения всех чувств, среди множества документальных свидетельств «по горячим следам» Эммануил Казакевич сумел как бы подняться над временем и сразу встать в строй отечественной литературной классики. Или, по словам Александра Твардовского, создать «блестящий образец художественной организации материала».
Он не вспоминал, «как это было». Он понимал и рассказывал нам о самой природе происходящего, о том, как на этой войне только и могло быть. Он нашёл интонацию, которую нельзя сымитировать, её можно только выстрадать:
«…То, что на военном языке называется переходом к обороне, происходит так. Части развёртываются и пытаются с ходу прорвать фронт противника. Но люди измотаны непрерывным наступлением, артиллерии и боеприпасов мало. Попытка атаковать не имеет успеха. Пехота остаётся лежать на мокрой земле под неприятельским огнём и весенним дождём вперемешку со снегом…
Начинается сравнительно тихая жизнь, мокрая жизнь, жизнь липкая, дрянная, земляная, но всё-таки жизнь. А когда подходит ближе полевая почта и накопившиеся за месяц наступления письма целыми пачками доходят до продрогших солдатских рук — это уже почти счастливая жизнь…»
Когда писатель так просто говорит о самом сложном, ему очень хочется верить.
Богомолов В.О. Иван; Зося: Повести / Предисл. И.Дедкова; Худож. О.Верейский, А.Веркау. — М.: Дет. лит., 2001. — 191 с.: ил., 1 л. портр. — (Шк. б-ка).
Повесть Владимира Богомолова «Иван» требует к себе особого отношения в силу нескольких очень разных причин.
Эту книгу принято считать «детской», потому что главный её герой — ребёнок. Между тем, судьба и смерть малолетнего Ивана Бондарева — одна из самых страшных историй о войне. 100 (сто) марок, выданных полицаю Титкову за поимку неизвестного, которого якобы зовут «Иван», — не просто конец повествования. Это один из самых безжалостных и пронзительных финалов в литературе минувшего века. Нельзя «назначить» возраст читателя, готового к такому чтению, и вставить написанную слезами повесть Богомолова в «список книг о войне». Эту книгу можно только передать из рук в руки и только тогда, когда старший готов отвечать за младшего.
У этой книги редкая судьба. В свой срок и час «Иван» Владимира Богомолова превратился в «Иваново детство» Андрея Тарковского. Это превращение невозможно назвать привычным словом «экранизация», хотя сюжетная канва воспроизведена до мельчайших деталей. С тех пор существуют книга и кино — два самостоятельных явления искусства. Но это не альтернатива. Когда отец и мать рассказывают о прожитой жизни, нужно выслушать и того и другого.
Все, кто пытался честно рассказать о войне, достойны глубокой благодарности. Но очень может быть, что маленькая повесть «Иван» — это и есть прямой и безоговорочный ответ на вопрос, почему Россия победила.
Носов Е.И. Красное вино победы: Рассказы / Предисл. В.Астафьева. — М.: Рус. кн., 1992. — 288 с.: портр.
Главного героя в рассказе Евгения Носова «Красное вино победы» тоже зовут Иван. Но автор произносит это имя только на самой последней странице, и звучит оно — как символ. А весь рассказ — как притча, где каждый образ, каждый эпизод, чуть ли не каждое слово несёт на себе непомерный груз.
Весна 1945 года. Госпиталь. Палата для тяжёлых. И когда наступает май, когда наступает девятое мая, начальник госпиталя строгий полковник Туранцев по прозвищу Дед приказывает начхозу не только застелить всем свежее бельё (хотя ведь только что меняли!), не только заколоть к обеду кабана, но и достать где угодно вина. Не водки, а настоящего вина. И начхоз выполняет приказание. На вытянутых руках, ударом сапога распахнув дверь в палату, он вносит на медном самоварном подносе несколько тёмно-красных стаканов.
Самый тяжёлый раненый Копёшкин, которого, кажется, зовут Иван (никто толком не знает), не успевает выпить вина, потому что умирает. Уходит совсем тихо, даже не слышно, в какую минуту. И тогда «ходячий» Саенко берёт стакан, оставшийся на тумбочке Копёшкина, выплёскивает несколько красных капель прямо на белую подушку, на опустевшее изголовье, а потом разносит стакан по кругу, и каждый в палате выпивает по глотку. За окном палаты тем, кто лежит на койках неподвижно, видны только верхушки тополей с первыми зелёными намёками на листья, зато очень хорошо слышно. За окном сразу всё: частушки, какая-то женщина причитает в голос, ребёнок её уговаривает, а оркестр, неизвестно откуда взявшийся, играет во всю мощь «Вставай, страна огромная…»
Отнюдь не каждая книга про войну — это книга про народ. Но Евгений Носов написал именно такой рассказ.
Астафьев В.П. Где-то гремит война: Рассказ / Худож. М.Петров. — М.: Современник, 1987. — 61 с.: ил. — (Отрочество: Серия книг для подростков).
В рассказе Виктора Астафьева «Где-то гремит война» войны опять нет. Она далеко. Есть зима и Сибирь. Мальчишке из школы фэзэо (фабрично-заводского обучения) нужно пройти десятка два километров от железнодорожной станции Енисей до деревни, до тётки Августы, которая прислала слёзное письмо с просьбой её навестить. Парень идёт, едва не погибает в дороге, замерзая, доходит, узнаёт, что Августе пришла похоронка на мужа, помогает, как может, по хозяйству и, пробыв несколько дней, собирается в обратный путь.
Все хорошие книги пересказывать стыдно, потому что это насилие над живым организмом. Но дотрагиваться до строчек Астафьева вообще нельзя, потому что руки жжёт, как раскалённым или до конца промёрзшим железом. Даже среди других очень знаменитых и уже классических произведений писателя эта совсем короткая повесть, написанная через двадцать лет после войны, стоит отдельно — очень высоко.
Можно даже понять — почему.
Потому что Виктор Астафьев знает ответ на вопрос: как человеку спастись.
Ведь в этой книжке происходит нечто совершенно несусветное, нечеловеческое: мы узнаём в конце, что похоронка — фальшивая. Не по ошибке, а потому что муж и отец двоих детей попросту её подделал. Чтобы как ни в чём не бывало пригреться в тёплом месте. В момент повествования тётка Августа об этом ещё не знает, а читатель — знает.
Можно ли после этого хоть что-то сказать?
Писатель Астафьев ничего не говорит «после этого» и ничего «специально» не говорит во всей своей книге — от начала и до конца. Но от начала и до конца под бременем невыносимых жизненных обстоятельств протянута нить, которая не рвётся ни разу:
…мастер из фэзэо дал парню с собой пайку хлеба, хотя не должен был ничего давать;
…шёл мальчишка по сибирским сугробам в огромном городском пальто с каракулевым воротником, которое в фэзэошной группе было одно на всех;
…спасся в дороге только потому, что набрёл на избу шорника, который потом всю ночь не спал, оттирая мальчишку чем придётся;
…увидев тётку Августу, едва живую от горя, готовую и детей бросить другим, а самой — в петлю, парень остался рядом, рискуя получить от начальства суровую кару, остался, пока у женщины не открылись глаза…
Можно сколько угодно изощряться в умозрительных построениях и эмоциональных изысках. Менять время. Менять взгляды. Но пока человек не превратился во что-то иное, выход у него один:
«…Сон мне снился всё время один и тот же: я летел и летел куда-то в тёмную, бесконечную пропасть. И сердце устало, и весь я устал, и готов был хряснуться обо что-нибудь твёрдое, разбиться в прах, лишь бы только не болтаться в пустой темноте.
Измученный, задохнувшийся, я услышал детский плач, полетел на него и проснулся…»
Это маленькая девочка Капа, которая ещё не умела как следует говорить, пыталась объяснить дяде, что он «мычал, дёргался и махал руками».
Здесь Виктор Астафьев заканчивает свой рассказ. Он пишет:
«Тяжело мне, видно, одному было, и я кричал во сне, звал людей на помощь».
Ирина Линкова
Читать «Читайте старые книги. Книга 2» — Нодье Шарль — Страница 1
Шарль Нодье ЧИТАЙТЕ СТАРЫЕ КНИГИ
Новеллы, статьи, эссе о книгах, книжниках, чтении
Книга 2
Библиофильские новеллы
Из книги
«Заметки об одной небольшой библиотеке,
или литературная и философская смесь»
Перевод В. Мильчиной
Предисловие
Собирание книг — приятнейшее из всех занятий, но немногим менее приятно рассказывать о собранных книгах и делиться с публикой теми духовными сокровищами, что таит в себе литература. Рассказы эти становятся не только источником удовольствия, но, можно сказать, потребностью для страстного библиофила, если скверное состояние дел или непредвиденные обстоятельства вынуждают его расстаться со своей библиотекой. Мудрый Валенкур, которого пожар лишил всех его книг{1}, имел полное право сказать: ”Мало пользы принесли бы мне эти книги, не научись я обходиться без них”. Но с его стороны было бы лицемерием отрицать, что он вспоминал о них с наслаждением и что сердце его сжималось при одном лишь упоминании о какой-либо из принадлежавших ему некогда старых книг. С любовью к книгам дело обстоит так же, как и со всеми другими радостями: когда они уже в прошлом, мысль о них все равно греет душу, пусть даже забавы юности нам нынче больше не по возрасту и живы лишь в нашей памяти. Не стану продолжать — всякий, кто любил, поймет меня.
Сочиняя эти полубиблиографические, полулитературные заметки, нечто вроде ”приложения” к каталогу моих книг, я не стремился изложить общеизвестные факты, собранные задолго до меня критиками, библиографами и каталогизаторами. Напротив, я старался, насколько это было в моих силах, не повторять сведений, которые во всех научных трудах изложены одинаково и, хотя и были некогда занимательны, нынче уже набили оскомину; я прибегал к ним лишь тогда, когда по ходу своих рассуждений нуждался в цитате, доказательстве или примере. Короче говоря, я возымел дерзкое намерение сказать новое слово в одной из наиболее тщательно изученных областей филологии. Отсюда вытекает одно досадное, но неизбежное обстоятельство, о котором я не могу умолчать, хотя такое признание и не слишком подходит для предисловия. Поскольку в истории книг все достойное известности уже давно известно, новое слово здесь может сказать лишь тот, кто займется вопросами второстепенными и извлечет на свет божий имена и сочинения, совершенно справедливо преданные забвению. Оглавление моей книги показывает, что именно так мне и пришлось поступить, однако, если и моему труду суждено кануть в Лету, я, по крайней мере, знаю свое место. Впрочем, это соображение, каким бы весомым оно ни было, не отвратило меня от моего намерения. У людей трех поколений — поколения наших отцов, поколения моих ровесников и того поколения, что входит в жизнь ныне, — на моих глазах угас, а затем вновь возродился интерес к тем прекрасным и увлекательным штудиям, что услаждали мою юность и сулят мне невинные отрады в старости. Поэтому можно с некоторой долей вероятности предположить, что найдутся люди, которых мой скромный труд не оставит равнодушным и которые отыщут в нем, как я в трудах своих предшественников, сведения гораздо более увлекательные, хотя и гораздо менее значительные, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, разве не таковы и упоительнейшие из человеческих страстей? Не мне отрицать чары романов, которым я подвластен, как никто другой, но даже в ту пору, когда я отдал бы все обольщения надежды, все честолюбивые мечты о славе за наслаждения Сен-Пре{2} или, скорее, за отчаяние Вертера, я с блаженством, которого не понять тому, кто сам не испытал его, внимал превосходным, простодушно-поучительным, любезным и мудрым рассказам о вещах самых пустячных, внимал вам, остроумный Бейер, трудолюбивый Фрейтаг{3}, высокоученый Давид Клеман, и вам, Брюне, Пеньо, Ренуар, и тебе, мой мудрый Вейсс, тебе, который, по моему глубокому убеждению, подобно Катону у Вергилия, ”дает всем законы”{4} и которого благодетельная природа сделала не только моим наставником, но и соотечественником, другом и братом.
Не стану уточнять, что среди моих ”Заметок” есть и такие, которые представляют более общий интерес и не оставят равнодушным ни одного из тех, кто хоть немного разбирается в литературе, и такие, которые адресованы прежде всего людям, питающим пристрастие к собиранию книг, пристрастие слишком распространенное, чтобы наш литературный и ученый век мог вовсе не принимать его во внимание. О ценности моих заметок судить читателю; я же полагаю уместным поговорить о другом и объяснить, почему, рассказывая о той или иной книге, я, как правило, описываю экземпляр, принадлежащий или некогда принадлежавший мне. Я заметил, что описания такого рода, украшающие, например, великолепный каталог господина Ренуара{5}, имеют в глазах библиофилов некоторый вес. Я еще не выжил из ума и не надеюсь, что какая-либо книга будет цениться выше оттого, что побывала в моих руках, но этот факт, по крайней мере, удостоверит точность моих библиографических наблюдений. Я говорю обо всем этом еще и потому, что должен объяснить, отчего круг избранных мною предметов так ограничен, — все дело в том, что я рассказываю лишь о своих собственных книгах, а они всегда были тщательно отобраны, но никогда не были многочисленны.
Маранзакиниана{6}. Отпечатано в типографии Вурста, в 1730 году, и продается у Короко, напротив францисканского монастыря. 24°, [7], 46, [2] стр. В красном сафьяновом переплете на шелковой подкладке работы Жинена.
Это очень редкая книга; господин Пеньо полагает, что она была отпечатана тиражом 50 экземпляров, но скорее всего тираж был и того меньше — недаром ”Маранзакиниана” никогда не появляется на аукционах. Драгоценный экземпляр, о котором я собираюсь рассказать, был сплетен со страничками большего формата (в двенадцатую долю листа), предназначавшимися для заметок, и заметки эти, которых в книге немало, значительно увеличивают ее ценность, поскольку принадлежат перу Жаме-младшего. Сей любознательный литератор снабдил книгу подзаголовком: ”Простодушные и остроумные мысли сьера Маранзака, собранные госпожой Герцогиней и аббатом Грекуром”, а на обороте титульного листа поместил следующую заметку: ”Маранзак, умерший в 1735 году на девятом десятке, был егерем и чем-то вроде весьма бездарного шута при Дофине, сыне Людовика XIV. В 1712 году, когда Дофин скончался, госпожа герцогиня де Бурбон-Конде, побочная дочь короля, взяла его на службу к себе и своим трем сыновьям. Простодушие и неискушенность этого человека забавляли герцогиню, и она поручила знаменитому сочинителю непристойностей аббату Грекуру, жившему в ее доме и получавшему от нее жалованье, собрать все глупости Маранзака, а затем с помощью Грекура отпечатала их в Бурбонском дворце, в собственной типографии. Тираж был очень маленький, книга сразу стала редкостью; иные экземпляры ее продавались за два луидора. Мой экземпляр я выменял у автора ”Литературной Франции”{7} аббата Эбрая 4 октября 1768 года. Помню, в 1742 году я слышал, как аббат Г. рассказывал о госпоже герцогине: ее так веселил неотесанный Маранзак, что она предпочитала его общество беседам с Фонтенелем и Фенелоном”.
Владимир Маканин — Старые книги читать онлайн
Владимир Семёнович Маканин
Старые книги
Светик опять смеется:
— А хочешь, попробуем промышлять вместе?
— Вместе?
— Ну да.
— Ух ты. Отлично! Красота!.. Вот здорово!
Светик прерывает его.
— Где ты живешь?
— Здесь. Рядом. Совсем рядом… Вот в этом доме. Один. У меня квартира.
— Один в целой квартире?
— Да!.. Один… Вместе — это здорово!
Мелкий книжный спекулянт Бабрыка слегка очумел — говорит и говорит о том, что он очень рад. Он живет один. Один!.. И никак не догадывается сказать то, чего ждет Светик. А Светик ждет и уже сердится — да что ж это за лопух такой!.. Наконец он спохватывается:
— Может быть, зайдем ко мне, а?
— К тебе? — будто бы мнется Светик.
— Я ничего такого в виду не имею… Это здорово, если вместе. А я один живу. Совсем один. Клянусь!
Мог бы и не клясться. Еще в букинистическом Светик краем уха слышала, как продавец Верочка говорила ему с насмешкой: «И не скучно тебе одному жить в пустой квартире?» Этот разговор был два дня назад.
Они тогда трепались, а Светик стояла возле и завязывала узелки на память.
Эти восемь суетливых дней Светик ночевала у попутчицы, с которой сдружилась в поезде. Та была хорошая женщина. И добрая, и приветливая. Но пора было мотать оттуда. Женщина начинала интересоваться. Вопросики задавала.
Светик и книжный спекулянт подходят к дому.
— Моя машина, — показывает рукой Бабрыка.
Это уже неожиданность. Этого Светик не предвидела. У подъезда приткнулся «москвичонок» — гладенький такой, чистенький.
— Хорошо живешь.
— И квартира хорошая, — хвастается Бабрыка, — двухкомнатная. На втором этаже.
Светик, когда поднялись, и по квартире прошлась — идет и туда, и сюда, осматривает. Заглядывает на кухню. И подытоживает:
— Хорошо.
А Бабрыка начинает жаловаться. Живет-то он хорошо. Но скучно.
— На вино не хватает? — смеется Светик.
— Не хватает…
— Учти вот что. Я нытиков не уважаю. Кончай нытье.
Но Бабрыка не может без нытья. Отец Бабрыки был большой человек. В чинах и в орденах — Павел Петрович Бабрыка. А матушка давно умерла. Отец успел сделать для Бабрыки квартиру и машину. И устроил в институт. И, более или менее за сына успокоившись, умер. Однако Бабрыка учиться не смог — бросил на втором курсе. Работать тоже не захотел. Старшие братья помогали ему, тянули, но однажды им надоело.
У них была своя жизнь. И в этой жизни были свои заботы. Бабрыка остался один.
— И вот живу, — невесело рассказывает он, — торгую книжечками. Понемногу.
— Почему же понемногу? — смеется Светик.
Бабрыка не отвечает.
— Если не хочешь ни учиться, ни работать — надо быть посмелее.
Бабрыке и тут ответить нечего — молчит.
— А ты? — поинтересовался Бабрыка. — Меня спрашиваешь, а о себе ничего.
Светик не собирается откровенничать. Скрывать и таить ей нечего. Но все-таки лучше отмолчаться. Она, Светик, такая.
— А что рассказывать?.. Приехала я с Урала. Просто так приехала. Людей посмотреть.
Но больше Светик ничего не рассказывает. Ни город родной не называет. Ни фамилию. Тут она твердо держит линию.
Бабрыка, конечно, попробовал лед под ногой. Они, мужики, не могут без этого. Завел какую-то пластинку. Танго. И за плечики.
— Потанцуем, — говорит. — Потанцуем, а?
Светик смеется:
— Потерпишь до вечера… Не умрешь. Потому что нужно думать о деле.
Возле букинистического магазина они и знакомятся. Продавец Вера вышла — Светик с ходу ей улыбается. Светик ладит с людьми. Это она умеет.
Бабрыка что-то мямлит, дескать, как бывает приятно познакомиться. Двух слов толком связать не может. И тогда Светик ему говорит:
— Иди домой, милый. Или отдохни. — И смеется.
И шепчет продавцу Вере: — Он все-таки ужасный болван.
— Потрясающий!
Обе хихикают. Светик подхватывает продавца Веру под руку — и они уже пылят вверх по улице. Две подружки.
— Ты оставляешь ему в магазине замечательные книги, а этот болван продает их по три рубля. Я сегодня за них выколотила вдвое больше.
— Правда?
— Смотри, сколько денег! Хочешь, зайдем в кафе?
— Нет, Светик. Мне домой. У меня как раз сегодня стирка.
— Я тебя провожу.
Дома у Веры не все благополучно. Когда в доме плохо, Светик это сразу чувствует. Квартирка маленькая, комната да кухня. На кухне ужинают ее мать и отчим. Мрачные типы.
— Здравствуйте. — Светик улыбается.
Те что-то буркают в ответ. Надулись, как жабы. Весельчаки. Сразу видно.
Такая же мать и точно такой же отчим у Светика в Челябинске. Картинка в картинку. Светик уже раскрывает рот, чтоб сказать Вере об этом. Но сдерживается.
Вместо этого говорит:
— Как ты можешь с ними жить?
— Живу.
И Вера уводит Светика побыстрее в комнату. Прикрывает плотнее дверь. Чтобы не слышать и не видеть.
— Тебе стирать! — орет оттуда мамаша.
— Сама знаю! — орет отсюда Вера.
И притихли. Знакомое кино. Светик его много раз видела.
— Мечтаю от нее съехать, — шепчет Вера. — Дышать нечем. У всех матери как матери. Я уже месяц как подала заявление в кооператив…
— Понятно.
— Наскребу денег — и бегом из этой квартиры. Голая убегу. Босая. Лишь бы скорее. Всю кровь выпили. — Помолчали. Потом Вера спрашивает: — Ты тоже на кооператив собираешь?
Светик ей что-то сочиняет. Что-то подходящее и похожее на правду.
— А откуда ты?
— С Урала.
Через дверь слышится раскатистый крик матери:
— Вера-а-а… Стирка ждет.
— Знаю.
— Пойду, — говорит Светик и встает.
— Я даже угостить тебя не могу — они такой крик поднимут.
— Я пойду. Возьми списочек. Пригодится.
— Что это?
— Книги. На них большой спрос. Если попадутся, придержи их, как обычно.
Светик идет по улице — все хорошо, все отлично. Скоро начнут появляться денежки. И сладко будет. Потому что с денежками всегда сладко.
У Светика мать и отчим тоже парочка что надо. Голубки. Отчим у Светика уже пятый. Если считать всех. Когда Светик исчезает на полгода или на год, ни мать, ни отчима это не интересует. Такие милые голубки. Отчима интересует только подледная рыбалка. А мать интересует только отчим.
Вечером Бабрыка не отходит от Светика ни на шаг. Крутится около и пристает.
— Красивая, — говорит он и время от времени пускает в ход руки. Или целится губами.
— Я никакая не красавица, — говорит Светик. И тут на нее находит стих. Она знает за собой это. Она говорит и как бы любуется сама собой: — У меня милое, привлекательное лицо. У меня большие серые глаза. У меня стройная фигура. — И на той же ноте она продолжает: — Но у меня нет дела и нет денег. Нет квартиры. Нет хорошего друга.
Старые книги — новые истории
Фонд редкой и ценной книги Централизованной системы городских библиотек Волгограда составляет около 1000 томов и состоит из книг XIX – первой половины XX века (фонд библиотеки царицынского завода “Урал-Волга”, изданий, присланных в Сталинградские библиотеки в период восстановления города в 1943-1945 годах из различных библиотек России в виде взаимопомощи), а также книг волгоградских и российских авторов с автографами и дарственными надписями.
Заказ книг для их просмотра в читальных залах осуществляется через близлежащие библиотеки-филиалы , разрешается их репродуцирование.
Представляем Вам обзоры изданий из Фонда редкой и ценной книги Централизованной системы городских библиотек Волгограда
Слава князя Александра Невского: обзор книг
2021 год Указом Президента Российской Федерации от 23.06.2014 № 448 «О праздновании 800-летия со дня рождения князя Александра Невского» был утвержден годом празднования 800-летия Александра Невского. К этой дате был подготовлен обзор изданий из сектора ценных и редких книг Центральной библиотеки им. М. К. Агашиной. Работа рассчитана на широкий круг пользователей.
Книжные истории : Рассказ библиотекаря. Вып. 2
Предлагаем вашему вниманию продолжающееся издание «Книжные истории».
Во втором выпуске дается информационный материал о книжных сериях. Вся работа создана на основе изданий из сектора ценных и редких книг Центральной библиотеки им. М. К. Агашиной. Материал рассчитан на широкий круг пользователей.
Книжные истории : Рассказ библиотекаря. Вып. 1
Приглашаем познакомиться с новым продолжающимся изданием «Книжные истории». В первом выпуске дается информационный материал о конструкции и основных элементах книги. Вся работа создана на основе изданий из сектора ценных и редких книг Центральной библиотеки им. М. К. Агашиной. Материал рассчитан на широкий круг пользователей.
Пантелеев Лонгин Федорович. 1840-1919: обзор книг
В 2020 году исполнилось 180 лет со дня рождения книгоиздателя Лонгина Федоровича Пантелеева. К этой дате был подготовлен обзор изданий из сектора ценных и редких книг Центральной библиотеки им. Маргариты Агашиной. Работа рассчитана на широкий круг пользователей.
Дербент: к 2005-летию со дня основания: обзор книг
В 2020 году исполняется 2005 лет одному из старейших городов мира Дербенту. К этой юбилейной дате подготовлен обзор изданий из сектора ценных и редких книг. Работа рассчитана на широкий круг пользователей.
Забелин Иван Егорович : к 200-летию со дня рождения : обзор книг
В 2020 году Россия отмечает 200-летие со дня рождения выдающегося историка и археолога Ивана Егоровича Забелина. К этой юбилейной дате подготовлен обзор книг. Работа рассчитана на широкий круг пользователей.
Путешествие во времени. Обзор книг
В обзор вошли издания, на страницах которых описаны различные города России, а также страны мира. Хронологический охват изданий обзора 1844-1981 гг.
Иван Федоров К 500-летию со дня рождения. Обзор книг
Работа, включающая специально сделанные оригинальные фотографии книг сектора ценной и редкой книги, посвящена юбилейной дате со дня рождения великого русского первопечатника.
Данте Алигьери. Виртуальная выставка
Виртуальная книжная выставка представляет издания из фондов ВМУК «ЦСГБ», рассказывающие о классике итальянской литературы эпохи Возрождения.
Государственный Эрмитаж. The State Hermitage Museum
Виртуальная книжная выставка представляет издания из фондов ВМУК «ЦСГБ», красочно рассказывающие об одном из выдающихся музеев мира.
Турция : Обзор книг
В Обзоре представлены издания из сектора ценных и редких книг. Для Обзора были созданы оригинальные фотографии книг сектора редкой и ценной книги Центральной библиотеки. На обложке — иллюстрация из статьи «Турция» первого издания Большой Советской энциклопедии (1947). Сведения из этой статьи открывают Обзор, далее книги расположены в хронологическом порядке.
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814 — 1841). Обзор книг
В 2019 году в России отмечается 205-я годовщина великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. К этой важной дате был подготовлен обзор изданий из сектора ценных и редких книг. Работа рассчитана на широкий круг пользователей.
Шмаринов Дементий Алексеевич (1907-1999). Обзор книг
Дементий Алексеевич Шмаринов родился 12 мая (29 апреля по ст. ст.) 1907 года в Казани в семье агронома. Учился в киевской студии Н. А. Прахова (1919–1922) и в Москве у Д. Н. Кардовского (1923-1928). На протяжении творческой жизни Дементий Шмаринов с успехом оформлял самые известные произведения русской и зарубежной классической литературы: А. С. Пушкина («Повести Белкина», 1937; «Пиковая дама», 1976; «Капитанская дочка», 1974; «Дубровский» 1949), М. Ю. Лермонтова («Герой нашего времени», 1941), У. Шекспира («Ромео и Джульетта», 1959–1960; «Двенадцатая ночь», 1964), Н. В. Гоголя («Тарас Бульба», 1969), М. Горького («Жизнь Матвея Кожемякина», 1936, «Дело Артамоновых»), Н. А. Некрасова («Крестьянские дети»). Из поздних его произведений особую известность получили рисунки к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» (1979).
Анна Андреевна Ахматова. Обзор книг
Жизнь Анны Ахматовой воплотила в себе все сложности XX века в России. Ранняя слава, три мужа, двое из которых были репрессированы, сложные отношения с сыном, более десяти лет проведшим в лагерях, и конечно, годы забвения. И только в конце XX века, снова немеркнущая слава, поставившая Анну Ахматову в один ряд с великими русскими поэтами.
Жизнь замечательных людей
«Имя русское имеет особую прелесть…»
Николай Михайлович Карамзин создал новое литературное направление – сентиментализм. Излюбленным жанром творчества Карамзина стала чувствительная повесть с морализующими тенденциями, в значительной степени связанная с идиллией и пасторалью. Широкую популярность завоевала его повесть «Бедная Лиза» (1792 г.), вызвавшая огромное количество подражаний…
Гергарт Гауптман. К 155-летию со дня рождения
О творчестве Гауптмана Нестор Котляревский писал, что «редко в писателе встречается такое красивое сочетание сурового трагизма с романтической нежностью».
Сойкин Петр Петрович. Российский книгоиздатель
В 1885 году Сойкин основал в Санкт-Петербурге издательство, приобретя типографию. Оно выпускало естественно-научную и научно-популярную литературу. Были изданы труды Ч. Дарвина, К. Э. Циолковского, А. Э. Брема, И. В. Мичурина и многих других, собрания сочинений Н. А. Добролюбова, Ч. Диккенса, А. Дюма. Впервые в России были изданы произведения Марка Твена.
Леонид Пастернак. Гениальный отец гениального сына
Его картины хранят крупнейшие музеи мира и сотни коллекционеров. Он славился как блестящий портретист и мастер иллюстрации. Ему позировали Рубинштейн, Скрябин, Толстой и Горький, Мечников и Эйнштейн. Пастернак стал одним из лучших иллюстраторов произведений Л.Н. Толстого…. Однако долгие десятилетия имя Леонида Пастернака было забыто. Возможно гениального отца заслонила тень гениального сына — поэта Бориса Пастернака.
История одной книги
В 1836 году в частной типографии Эдуарда Праца в Санкт-Петербурге вышел труд военного писателя и историка Ушакова Николая Ивановича «История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах» в двух частях. В данном сочинение Николай Ушаков даёт подробное описание действий Российской Империи в Закавказье во время Русско-турецкой войны. Но данное издание интересно не только историей, великолепно изложенной автором…
Аристотель, величайший древнегреческий философ, первый мыслитель, создавший всестороннюю систему философии, которая охватила практически все области человеческого развития – философию, логику, политику, поэтику, физику… Мир без Аристотеля был бы иным!
Сытин Иван Дмитриевич. К 165-летию со дня рождения
Иван Дмитриевич Сытин, крупнейший издатель дореволюционной России, родился 24 января (5 февраля) 1851 года. Ряд его крупнейших книгоиздательских проектов оставили след в просветительской деятельности на рубеже 19 — 20-х веков…
Далекая бесконечность. Виртуальная выставка, посвященная Дню авиации и космонавтики
С древности людям нравилось смотреть на звездное небо, такое загадочное и притягательное. И очень хотелось побывать там… 12 апреля 1961 года Юрий Гагарин полетел в КОСМОС!
Ключевский Василий Осипович (1841 — 1911)
28 января 2016 году мы отмечаем 175 лет со дня рождения выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского.
Сказительница Марфа Крюкова
1937 году в Советском союзе отмечалось 20-летие Октябрьской революции. К этой дате в Москве в государственном издательстве «Художественная литература» вышла книга «Сказания Марфы Семеновны Крюковой»…
Настоящее пособие является библиографическим указателем произведений писателя и историка Николая Михайловича Карамзина, а также произведений, в которых анализируется его литературная деятельность. Все представленные издания находятся в фонде сектора редкой и ценной книги.
В первое десятилетие XXвека в Москве было выпущено уникальное 9-ти томное издание «История России в XIX веке» (1907-1911 гг.). Издателем этих 9-ти книг было товарищество «Братья А. и И. Гранат и К°». В издании отображены все стороны жизни России XIX века: политика, экономика, реформы, наука, образование, литература, искусство. Каждый том представляет собой сборник научных работ известных историков, ученых, искусствоведов, общественных деятелей, которые в XXвеке во многом определили дальнейший путь развития России…
Забытые имена русской литературы. Путеводитель
Иллюстрированный спутник по Волге В преддверии Дня города, который, как известно, мы отмечаем вначале сентября, хотим представить издание из фонда сектора редкой и ценной книги.
Старая книга… Листая пожелтевшие от времени страницы, прикасаешься к вечности…. Это в наше время достаточно кликнуть и появится огромный объем информации, а раньше книга действительно была источником знаний и проводником просвещения. Книге служили по-рыцарски, беззаветно и преданно. Одним из таких рыцарей книги был Сытин Иван Дмитриевич, человек, который закончил три класса сельской школы, а в XX веке стал крупнейшим книгоиздателем России.
С древности людям нравилось смотреть на звездное небо, такое загадочное и, одновременно, притягательное. И очень хотелось побывать в космосе, в этой далекой бесконечности. 12 апреля 1961 года мечта стала реальностью — первый человек, Юрий Гагарин, полетел в космос. А ранее…
Чем пахнут книги? | SpellSmell.ru
Все книги пахнут: новые — свежей типографской краской на хрустящих страницах, старые — странно опьяняющим запахом, который витает в библиотеках и букинистических магазинах. Характерный аромат, как новых, так и старых печатных изданий, обуславливается сотнями летучих органических соединений.
Содержание:Запах современных книг
Если говорить о новых книгах, то по ряду причин довольно сложно определить соединения, обеспечивающие их запах. Во-первых, на эту тему проводилось очень мало научных исследований, чтобы результаты были 100%-но правдивыми. Во-вторых, для изготовления разных книг используются разные химические вещества из множества соединений, поэтому не все современные издания пахнут одинаково. Вполне вероятно, что новая книга пахнет самой бумагой (и химическими веществами, используемыми при ее изготовлении), типографской краской и клеем, которым обработан книжный переплет.
Новые книги
В производстве бумаги химические вещества применяются на нескольких этапах. Обычно бумага изготавливается из древесной целлюлозы, реже — из хлопка. Чтобы целлюлоза набухла и разделилась на волокна, ее обрабатывают химикатами, например, гидроксидом натрия (каустическая сода). Затем с помощью других химических веществ, в том числе перекиси водорода, волокна отбеливают и смешивают с водой, также содержащей модифицирующие добавки, например, AKD (алкилкетеновый димер) для улучшения водостойкости. Некоторые химические вещества вступают в реакцию или способствуют иным способом высвобождению летучих органических соединений (ЛОС) в воздух, что и обуславливает запах, который мы чувствуем от новых книг. То же самое можно сказать о краске и клее.
Запах старых книг
Однако старые книги пахнут совсем по-другому, и в этом направлении было проведено гораздо больше исследований. Их запах — это результат разрушения химических соединений внутри бумаги, в которой, помимо целлюлозы и вспомогательных веществ, содержится лигнин. В древесине лингин связывает целлюлозные волокна и обеспечивает ее жесткость, но в книге с течением времени он разлагается на кислоты, разрушающие целлюлозу, что приводит к пожелтению бумаги.
Старые книги
В современном производстве качественной бумаги стараются максимально удалить лингин, хотя разрушение целлюлозы может также происходить за счет кислот, присутствующих в окружающей среде. Подобные реакции называются «кислотным гидролизом» и приводят к высвобождению широкого спектра ЛОС, которые и создают «запах старых книг». Часть соединений были выявлены и определены: бензальдегид (запах миндаля), толуол и этилбензол (сладкие запахи), ванилин (ванильный аромат), 2-этилгексанол (легкий цветочный аромат).
Соединения имитирующие запах старой бумаги
Другие альдегиды и соединения имеют более низкий запаховый порог, однако тоже влияют на «запах старых книг». Еще одно соединение — фурфурол (запах ржаного хлеба, миндаля), может служить критерием возраста и состава бумаги: книги, напечатанные после 1800-х годов, выделяют больше фурфурола, и его количество увеличивается с каждым годом публикации по сравнению с более ранними книгами, изготовленными из хлопка или льна.
Колесо аромата старых книг
Британские ученые предложили считать запахи книг частью культурного наследия и провели ряд исследований с целью их идентификации и сохранения.
Аспирант Университетского колледжа Лондона
Аспирант Университетского колледжа Лондона (University College London), Сесилия Бембайбр, со своими коллегами изучили помещение библиотеки собора Святого Павла, попросив посетителей описать запах в комнате. 100% респондентов описали запах в библиотеке как древесный, 86% назвали его дымным, 71% нашли в нем земляной оттенок и 41% почувствовали аромат ванили. Куда тяжелее оказалось описать запах книг.
Идентификация и сохранение запаха бумаги
Для определения запаха старой бумаги Сесилия Бембайро использовала технологии Headspace и твердофазной микроэкстракции (SPME), придуманную канадским профессором Янушем Павлишиным в 1990 году. Пробы воздуха с летучими органическими веществами собирали в библиотеке также с помощью кусочков углеродной губки, разложенной в разных местах. Анализ запаха провели в лаборатории частной исследовательской компании Odournet, а также вывели спектр молекул в виде ольфактограммы.
Колесо ароматов старой книги
В результате удалось сформировать «колесо ароматов старой книги», где нашлось место запахам зелени, рыбы и нафталина. Ученые также намерены воссоздать важнейшие исторические запахи прошлого для полного погружения в «прошлое» на выставках и в музеях.
Ароматы с запахом книг
Многим людям запах старых книг кажется привлекательным, настолько, что они готовы вдыхать его в течение длительного времени. Однако для этого совсем необязательно посещать библиотеку или регулярно прикладывать к носу потрепанный томик. Идея создать парфюм с таким запахом возникла в голове импозантного модельера Карла Лагерфельда, который известен особой страстью к книгам и владеет личной библиотекой в 300 тысяч изданий. Аромат Paper Passion, созданный парфюмером Гезой Шоеном в сотрудничестве с издателем немецкого журнала Wallpaper Герхардом Штайдлом, получился легким, с невесомым древесным оттенком. Карл Лагерфельд придумал не только название аромату, но и дизайн флакона и упаковки, выполненной в виде книги-шкатулки.
Духи Paper Passion
А вот Бен Горхэм, основатель нишевого парфюмерного бренда Byredo, тоскует по временам, когда люди писали друг другу письма: настоящие, бумажные. Передать ауру прошлого парфюмеры попытались в аромате Byredo M Mink, пахнущем бумагой и чернилами. Американская компания Demeter Fragrance Library, коллекционирующая повседневные запахи, предложила библиофилам аромат Paperback, который повторяет запах книжного переплета и пыльных страниц.
Парфюмер из Бруклина Кристофер Бросиус ненавидит традиционные парфюмы и посвящает свои композиции определенным запахам, например, витающим в библиотеке. Его шедевр I Hate Perfume In The Library пахнет старинными книгами в кожаном переплете, припудренным париком и ванилью.
Насладиться ароматом старых книг можно не только в форме парфюмерных композиций, но и с помощью ароматизированных свечей с книжным ароматом.
37 660 руб
15
26 500 руб
7
SpellSmell
ваших старых книг | RBMS
БиблииНи одно произведение не печаталось чаще, чем Библия. Поскольку они настолько распространены, большинство Библий не имеют значительной денежной ценности. Однако некоторые важные издания Библии можно коллекционировать: самые ранние печатные Библии, датируемые пятнадцатым и шестнадцатым веками; 1611 экземпляров первой официальной английской (короля Якова) версии; и множество странностей шестнадцатого и семнадцатого веков, таких как Библия «Брюки», Библия «Уксус» и «Злая» Библия, в которых есть некоторые опечатки или необычные формулировки.Большинство Библий, содержащих написанную от руки генеалогическую или другую семейную информацию, не имеют рыночной стоимости, если только их семьи или отдельные лица не были известными.
Проповеди и религиозные наставления
Подобно Библии, многие другие типы религиозных книг, такие как псалтырь и другие книги для прославления, сборники проповедей и книги религиозного обучения были предназначены для широкого распространения. Огромные тиражи были напечатаны с минимальными затратами, что делало их менее редкими и менее привлекательными для коллекционеров.Есть некоторые исключения. Например, тракты Early Shaker считаются важными и могут быть довольно редкими, что приводит к большему спросу и более высоким ценам.
Собрание авторских работ
Когда авторы становятся популярными и хорошо зарекомендовавшими себя, издатели часто выпускают собрания своих произведений. Такие издания могут предлагаться в специальных переплетах и даже могут быть ограниченными и подписанными, но они редко бывают редкими. Исключения включают издания, опубликованные в высококлассных типографиях или изданиях с исторически значимыми редакторами, которые могут быть оценены коллекционерами или библиотеками по этой причине.
Энциклопедии
Поскольку энциклопедии публикуются и покупаются за валюту их информации, устаревшие издания современных энциклопедий имеют небольшую денежную ценность, независимо от исторического интереса их статей. Одиннадцатое издание (1911 г.) Британской энциклопедии может быть одним исключением. Полные наборы энциклопедий, изданных до 1800 года, также имеют некоторую рыночную стоимость, а отдельные тома — пропорционально меньше.
Учебники
Старые школьные учебники и учебники для колледжей, за некоторыми исключениями, относятся к категории подержанных книг.Существует рынок ранних американских букваров (например, Eclectic Reader Уильяма Холмса Макгаффи), хотя цены значительно различаются в зависимости от издания и состояния. Также пользуются спросом иллюстрированные учебники, напечатанные до 1850 года, а также ранние примеры, которые знакомили студентов с изучаемыми в настоящее время темами, такими как место афроамериканцев, женщин или групп иммигрантов в обществе.
Отпечатки и факсимильные сообщения
Перепечатка важных текстов в типографских или фотографических факсимильных сообщениях — распространенный и недорогой способ создания ранее напечатанного текста. Такие факсимиле, как правило, не редкость и ценятся как подержанные книги. Однако очень качественные репродукции средневековых и ренессансных рукописей и старопечатных книг могут быть довольно дорогими. Цветные факсимиле, опубликованные в девятнадцатом веке, также ценятся коллекционерами, поскольку они были созданы с использованием инновационных методов печати, таких как коллотипия или хромолитография.
Читайте старые книги — Остин Клеон
Страница из главы 7 книги Keep Going , в которой я приводю доводы в пользу чтения старых книг и воровства старых вещей.
«Я нахожу ежегодное празднование современной письменности, рождественские списки книг 2019 года довольно оскорбительными, — сказала Люси Эллманн, автор отмеченной наградами книги Ducks, Newburyport , в недавнем интервью. «Это кажется таким высокомерным. Эти списки предполагают, что наиболее актуальными должны быть книги, опубликованные недавно. Это глупо.
Фактически, Элльманн доводит дело до крайности и говорит, что она читала книги только до года Второй мировой войны :
Некоторое время назад я практически решил читать только книги, написанные до того, как была сброшена атомная бомба, когда все изменилось для всей жизни на Земле.Промышленная революция — это уже плохо, но ядерное оружие действительно мешает тусовкам.
Я не придерживаюсь строго этой политики, но я часто нахожу более полезным читать, о чем думали люди и что они делали с литературой, до того, как война и капитализм превратили нас в простые денежные единицы, корм для бомб и генераторы паролей. . И до того, как мир природы стал хранилищем пластмасс и ядерных отходов.
Результатом стали гнев и отчуждение, и это прекрасные темы, но бывают моменты, когда вам захочется вспомнить некоторые из высших точек в истории цивилизации и мира природы до того, как мы научились рассматривать все это как испорченный.Сильный юмор, невинность, сексуальность и игра Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена , например — могло ли это быть написано после Хиросимы? Может ли Гаргантюа и Пантагрюэль ? Дон Кихот ? Эмма ? Я не понимаю, как это сделать. Благодаря оскорблениям патриархата человечество лишилось большого удовольствия, и мне нравятся книги, которые смотрят на жизнь менее ограниченно.
Эта идея воровства из глубокого прошлого — одна из моих любимых, но Лидия Дэвис немного менее радикальна в своих советах по чтению (из Essays ):
Как читать? Какой должна быть диета вашего чтения? Прочтите лучших писателей всех времен; сохраняйте пропорциональность чтения современников — вам не нужна постоянная диета из современной литературы.Вы уже принадлежите своему времени.
Я был разочарован, когда в этом году, составляя свой список книг на конец года, обнаружил, что единственными двумя книгами, которые я прочитал, опубликованными до Второй мировой войны, были « Пиноккио » (1883 г.) Карло Коллоди и «Японские истории о привидениях » Лафкадио Хирна, который умер в 1901. (Журналы Торо заканчиваются в 1861 году, но их включение кажется жульничеством, так как я в значительной степени читаю, читаю их по кругу. )
В течение многих лет я угрожал читать только книги возрастом 150 лет и старше, но, как и другие ограничения на чтение, это противоречит моему «Читайте при желании!» верования.Тем не менее, я хочу провести немного больше времени в прошлом следующем году.
Если вы хотите расширить свой собственный список для чтения, вот список старых вещей, рекомендованных мне подписчиками в Твиттере несколько лет назад:
Связанное чтение: Украсть старые вещи.
Стоят ли ваши подержанные книги чего-нибудь?
Фото Дэвида СейдеманаВ марте прошлого года Heritage Auctions продали первое издание книги F.Книга Скотта Фицджеральда « Великий Гэтсби » 1925 года за $ 162 500 на распродаже раритетов в Нью-Йорке.
В воскресенье я сделал перерыв в своем обычном спортивном коллекционировании и провел два с половиной часа в Дне открытий Нью-Йоркской антикварной книжной ярмарки. Хозяева предложили гостям «принести до пяти сокровищ, которые будут оценены нашими экспертами». Это ежегодная версия «Roadshow антиквариата» в книжном мире.
Некоторые из 100 владельцев книг в Интернете несли с собой небольшие сокровища, но остальные не покрыли входных 25 долларов на ярмарку.Я спросил двух дилеров, каковы шансы того, что они получат клевету во время визитов на дом для оценки личных коллекций. В то время как один сказал, что шансы — один из 10, другой полагал, что это скорее один из 1000.
Фото Heritage Auctions.Книги — прекрасные вещи и одно из величайших изобретений человечества. На ярмарке я восхищался всем, от раннего полного издания пьес Шекспира (500 000 долларов) из 1600-х годов до потрясающей, большой 12-страничной детской книги в стиле аккордеона, иллюстрирующей Ноев Ковчег, 1925 года (2750 долларов).
Планка редких и ценных книг очень высока.
«Как и другие произведения искусства, которые продаются как товары, на протяжении веков книги ненадежно балансировали между« священными сосудами западной культуры »и« покажите мне деньги! », — пишет Ребекка Ромни, автор увлекательной книги« Ошибка принтера ». книг, а также эксперта по популярному телешоу Pawn Stars, который был назначен продавцом на книжной ярмарке для продавцов книг Honey & Wax.
Фото Дэвида СейдеманаВот советы от группы сменяющихся оценщиков ярмарки, которые помогут определить, есть ли в вашей библиотеке сокровища.
Нет спроса
* Остерегайтесь клубных книжных изданий. Часто ошибочно принимают за первые издания, литературные эквиваленты спортивных карточек новичков, они не имеют коллекционной ценности. «Я ненавижу сообщать об этом плохие новости», — сказал мне Сандей Стейнкирхнер, совладелец B & B Rare Books и бывший участник Forbes.
* Забудьте семейные библии, альманахи и энциклопедии. Для них практически нет рынка сбыта. Библии довольно распространены, потому что семьи передают их как священные реликвии. Энциклопедии и альманахи были и остаются одноразовыми.
Фото Дэвида Сейдемана* Почти — это ничего, напечатанное после 1970-х годов. Интернет наводнил рынок, вызвав крах.
* В первых изданиях отсутствуют суперобложки. Первоначально получившие популярность в первом и втором десятилетии 20-го века, обложки книг не только являются художественными шедеврами, такими как обложка The Great Gatsby , но и служат входной дверью к работе внутри. Состояние суперобложки — например, слезы и складки — так же важно для оценки, как и любые предметы коллекционирования, будь то бейсбольные карточки или комиксы. Отсутствие такового обычно является препятствием.
* Кованые подписанные книги. Гость принесла книгу Стивена Кинга, которую она купила в комиссионном магазине, с фальшивой подписью автора многолетних бестселлеров. Книга с настоящим автографом редко попадает в стопку пожертвований.
* Обложки с подсветкой призов. Копия чудовищного бестселлера Ларри Макмертри « Одинокий голубь », который появился на церемонии вручения Пулитцеровской премии. «Было бы самонадеянно выпускать первое издание», — объяснил Джошуа Манн, совладелец B & B Rare Books, потому что призы вручаются намного позже в тиражах.Точно так же женщины поделились детским классическим произведением Where the Wild Things Are Мориса Сендака с наклеенной на него золотой наклейкой с медалью Калдекотта.
В СПРОСЕ
Письменные первые издания известных авторов. Рассказы Джона Стейнбека с надписью стоили 1000-1500 долларов, хотя его более известные произведения, такие как Grapes of Wrath или East of Eden, могли бы повлиять на значительно больше. Образец сборника эссе Курта Воннегута, Человек без страны , был оценен в 1500 долларов, потому что он также содержал карикатуру на себя.
Фото Дэвида СейдеманаНадписи с содержанием. Копия новаторского произведения Бетти Фридан 1963 года The Feminine Mystique содержала написанные от руки вдохновляющие высказывания о причине. Хотя это было восемь экземпляров, длинная надпись подняла стоимость примерно до 400 долларов.По словам Манн, персонализированные надписи повышают ценность книг, поскольку указывают на их происхождение. Это противоположность спорту, где автографы почти всегда обесценивают.
Исторические атласы. Хоум-раном оценочного мероприятия стал атлас мира 1848 года с яркими нарисованными от руки картами всех штатов и дальних уголков земли (3000 долларов). Оценщик искал Техас, который вступил в союз тремя годами ранее, потому что коллекционеры «Теханы» платят большие деньги за редкие артефакты из своего любимого штата.
Книги предыстории . По словам Хизер О’Доннелл, совладелицы книжного магазина Honey & Wax, копии XIX и XVIII веков, принадлежавшие рабам или женщинам, имеют большую ценность.
Фото Дэвида СейдеманаКниги на домашнюю тематику . О’Доннелл также назвал эту категорию «горячей». Ищите антикварные книги по кулинарии, рецептам коктейлей, обучению домашней прислуги и украшению домов и усадеб.
#
Чтобы проверить ценность ваших книг, посетите abebooks.com или bookfinder.com. Вы также можете продавать на этих сайтах или на eBay.
Дилеры платят немедленно, обычно около одной трети розничной цены. У ярмарки есть длинный список дилеров в дополнение к Honey & Wax и B & B Rare Books. Обязательно ознакомьтесь с областями, в которых они специализируются. И будьте готовы отправить подробные списки и фотографии.
Чтение старых книг | Издательство Принстонского университета
В литературных и культурных исследованиях «традиция» — это слово, которое используют все, но мало кто обращается к нему критически. В книге Reading Old Books Питер Мак предлагает широкое исследование творческой силы литературной традиции от средневековья до двадцать первого века, раскрывая по-новому, как она помогает писателям и читателям создавать новые произведения и смыслы.
Чтение старых книг утверждает, что лучший способ понять традицию — это исследовать моменты, когда писатель берет старый текст и пишет что-то новое в диалоге с этим текстом и подсказками нынешней ситуации.В книге Петрарка рассматривается как пользователь, подстрекатель и жертва традиции. В нем показано, как Чосер стал первым великим английским писателем, переведя и адаптировав небольшое стихотворение Боккаччо. В нем исследуется, как Ариосто, Тассо и Спенсер придавали новый эпический смысл, играя с предположениями, эпизодами и фразами, переведенными с их предшественников. В нем анализируется, как викторианская писательница Элизабет Гаскелл использовала традицию для решения новой проблемы городской обездоленности в Мэри Бартон . И, наконец, мы рассмотрим, как кенийский писатель Нгуго ва Тионго в своем романе « Волшебник вороны » 2004 года размышляет о библейских, английских литературных и африканских традициях.
Опираясь на ключевых теоретиков, критиков, историков и социологов и подчеркивая международный характер литературной традиции, Reading Old Books освещает не совсем свободный выбор читателей и писателей для создания смысла в сотрудничестве и соревновании со своими моделями.
Питер Мак — профессор английского языка в Уорикском университете. Среди его книг: A History of Renaissance Rhetoric, 1380–1620 ; Риторика и чтение у Монтеня и Шекспира ; и Елизаветинская риторика .Он является научным сотрудником Британской академии, бывшим директором Варбургского института и (вместе с Ритой Коупленд) генеральным редактором готовящегося к выпуску пятитомника Cambridge History of Rhetoric .
«Мак рассматривает сложные вопросы с легкой ясностью, что делает книгу приятной для чтения. Его обсуждения одновременно полны энтузиазма и аргументированы — они сосредоточены именно на том, что делает каждый из текстов таким эффективным.» —D.L. Patey, Choice
«Ясные, тщательные тематические исследования». —Faye Hammill, Times Literary Supplement
«В этой вдохновляющей, эрудированной и страстной защите литературной традиции Питер Мак показывает, как авторы работают над преобразованием существующих материалов и повествований во что-то новое и сложное. С одинаковым энтузиазмом и проницательностью пишут о Чосере, Элизабет Гаскелл и Нгуго ва Тионг». о, Мак напоминает нам о необходимости читать внимательно, широко и глубоко и принять республику букв, которая выходит за рамки привычных представлений о нации и каноне, грамотности и устной речи, классе и идентичности.»- Эндрю Хэдфилд, Университет Сассекса,
.«Эта гуманная, умная и ценная книга, исследующая преимущества и недостатки традиции как инструмента для размышлений о литературе, показывает глубокое понимание Питером Мака литературных систем, и она написана с большой ясностью». — Колин Берроу, All Souls College , Оксфордский университет
«В этой поучительной и убедительной книге Питер Мак активизирует нашу оценку важности литературной традиции, подробно рассмотрев ее творческую силу.В результате получилась прекрасная элегантная книга », — Марджори Карри Вудс, Техасский университет в Остине,
.В поисках ценности старых книг
У вас есть старая или антикварная книга и вы хотите узнать ее цену? Вы можете подумать, что это редкая и ценная книга, но не знаете, где найти ее ценность? Один очень простой метод определения приблизительной стоимости книги — поиск похожих экземпляров на AbeBooks.com и просмотр запрашиваемых цен.
AbeBooks.com — это онлайн-торговая площадка для новых, подержанных, редких и вышедших из печати книг, и у нас есть миллионы подержанных и редких книг, выставленных на продажу книжными торговцами по всему миру. Наш сайт, хорошо известный коллекционерам и любителям книг, является отличным ресурсом для определения приблизительной стоимости старинной книги. AbeBooks был частью мира раритетов с момента его запуска в 1996 году.
При поиске на AbeBooks.com важно найти копии, которые максимально точно соответствуют книге, находящейся в вашем распоряжении.Ищите внимательно и избегайте орфографических ошибок.
Как искать в AbeBooks, чтобы определить ценность вашей книги:
- Используйте поле поиска выше — начните с заполнения полей заголовка и автора.
- Загляните внутрь книги и определите издателя книги — заполните поле «Издатель», но не указывайте такие термины, как «с ограниченной ответственностью», «компания» или «пресса».
- Если возможно, укажите дату публикации книги. Заполните поля даты — если вы определили точный год публикации, введите одинаковую дату в оба поля.Если вы не уверены, вы можете захотеть найти книги между двумя определенными датами, например, 1870 и 1880 годами.
- Укажите, в твердом или мягком переплете книга.
- Если книга в твердом переплете и суперобложке, отметьте соответствующий квадрат.
- Если книга подписана автором, поставьте галочку в соответствующем поле.
- Если книга была опубликована в 1970 году или позже, то вы можете искать только по номеру ISBN.
- Поле ключевого слова полезно, если вы знаете имя иллюстратора или какой-либо другой определяющий аспект, например переплет книги (возможно, это кожа или ткань).
Результаты поиска будут представлены сначала по самой низкой цене. Просмотрите списки и прочтите, как продавцы описали книги. Найдите список, похожий на вашу книгу.
Пожалуйста, помните, что старая или антикварная книга не является ценной только потому, что она старая. Обычные книги, такие как произведения Уильяма Шекспира, молитвенники, библии и энциклопедии, были напечатаны в огромных количествах в викторианскую эпоху и обычно имеют небольшую ценность.
AbeBooks очень полезен для определения приблизительной стоимости книги, но не используйте эту стоимость для целей страхования. Если вам действительно нужна документально подтвержденная оценка стоимости книги (для целей завещания или страхования), посетите местный магазин раритетов и оплатите формальную оценку.
Ключевые факторы, влияющие на ценности книги
- Состояние очень важно и сильно влияет на стоимость. Потрепанная старая книга, которая разваливается, не будет иметь особой ценности.
- Первые издания пользуются спросом у коллекционеров книг, и первое издание обычно более ценно, чем более позднее издание.Еще большее значение будет иметь первое издание, подписанное автором.
- Дефицит влияет на стоимость.
- Для книг в твердом переплете, изданных начиная с 20 века, наличие суперобложки и ее состояние также сильно влияют на стоимость.
- Если у вас возникли трудности с пониманием некоторых терминов, используемых продавцами раритетов, обратитесь к нашему глоссарию, который также включает руководство по условиям использования подержанных книг и их размерам.
Отобранные коллекции антикварных книг
Радости чтения старых книг.Почему я люблю старые книги | Майкла Томпсона
Почему я люблю старые книги
Должен признать, что я любитель старых книг. Некоторые люди могут называть их классическими или винтажными книгами. Тем не менее, они старые по любым меркам. Ощущение, которое я получаю от чтения, почти неописуемо. Все начинается с запаха !! Нет ничего лучше, чем запах старой книги, доносящийся до моего носа от обветренных и рваных страниц. Запах покалывает мою память, нежно напоминая мне о моем детстве, когда я находил старые книги по истории в местной библиотеке с точно таким же запахом.
Недавно я ответил на объявление Craigslist о бесплатных книгах. Оказалось, что человек, разместивший объявление, — это книжный торговец, который продает в Интернете более дорогие книги. Он раздает остальные книги, с которыми не хочет иметь дело. Мы довольно хорошо узнали друг друга, и в итоге я получил от него более 10 000 книг. Хотя большинство из них были современными книгами, многие из них были напечатаны до Второй мировой войны. Многие из них были с 1850 года до начала века. Благодаря ему я могу копаться в книгах разных эпох, которые были актуальны для общества.Я сохранил несколько современных книг, а остальные подарил или продал. Тем не менее, я сохранил все старые книги, и я скажу вам, почему.
Винтажные книги (на самом деле все книги), по сути, являются отражением общества и культуры того времени, когда они были написаны. Можно взломать старую печатную книгу Карриера и Айва и стать свидетелем сельской жизни конца 1800-х годов. Или посмотрите на мужчин с тростью и женщин в шляпах, прогуливающихся рука об руку в Центральном парке, в то время как экипажи, запряженные одной или двумя лошадьми, везут важных людей на встречи.Кроме того, есть старые романы из магазина за десять центов, в которых рассказывается о подвигах лихого и смелого героя, стремящегося помешать преступной деятельности гнусных и закоренелых преступников. Как насчет ранних версий детских стишков, которые были предназначены для того, чтобы запугать детей, чтобы они были хорошими.
Один из важных аспектов чтения старых книг — это понимание того, как культура и язык изменились с годами в лучшую или худшую сторону. На рубеже веков английский язык был гораздо более формальным и красноречивым, чем в наше время.Чтение книг того периода заставляет человека увеличивать свой словарный запас (и, надеюсь, интеллект) из-за того, что в те времена использовалось много слов, которые не используются сейчас. Одна из книг, которые мне очень нравится читать, содержит все оригинальные новостные статьи на первых полосах New York Times начала 1900-х годов. Меня поражает, насколько много истории содержится в тех новостных статьях, которых нет в современных учебниках истории. Я лично заинтригован тем, насколько сильно изменился политический ландшафт за последние 100 лет или около того.
Книги прошлых лет должны быть добавлены в личные библиотеки каждого, чтобы помочь нам понять эволюцию нашего языка, культуры, политики и самой истории. Без этих исторических ступеней в нашей жизни мы бы упустили изобилие знаний и идей, которые наши предки испытали и делились с нами.
К.С. Льюис О чтении старых книг
Мы часто довольствуемся чтением произведений Августина, Кальвина или других «старых книг», а не чтением самих произведений.
К.С.Льюис рекомендовал читать старые книги в своем предисловии к книге Афанасия
«О воплощении».За рубежом распространена странная идея, что по любому предмету древние книги должны читать только профессионалы, а любитель должен довольствоваться современными книгами. Таким образом, как преподаватель английской литературы я обнаружил, что если средний студент хочет узнать что-то о платонизме, последнее, что он думает сделать, — это взять с полки библиотеки перевод Платона и прочитать Симпозиум.Он предпочел бы прочитать какую-нибудь унылую современную книгу в десять раз дольше, полную об «измах» и влияниях, и только один раз из двенадцати страниц, рассказывающих ему, что на самом деле сказал Платон.
Ошибка довольно любезная, потому что она проистекает из смирения. Студент наполовину боится встретиться лицом к лицу с одним из великих философов. Он чувствует себя неадекватным и думает, что не поймет его. Но если бы он только знал, этот великий человек был бы гораздо понятнее, чем его современный комментатор, только благодаря своему величию.
Самый простой изучающий сможет понять, если не все, но очень многое из того, что сказал Платон; но вряд ли кто-нибудь сможет понять некоторые современные книги по платонизму. Поэтому одним из моих главных стремлений как учителя всегда было убедить молодежь в том, что знания из первых рук не только более ценны, чем знания из вторых рук, но, как правило, их гораздо легче и приятнее приобретать.
Это ошибочное предпочтение современным книгам и эта застенчивость по отношению к старым нигде не более безудержны, чем в теологии. Где бы вы ни встретили небольшой кружок христианских мирян, вы можете быть почти уверены, что они изучают не Святого Луки, или Святого Павла, или Святого Августина, или Фому Аквинского, или Хукера, или Батлера, а М. Бердяева, М. Маритена или М. … Нибур, или мисс Сэйерс, или даже я.
«Я не хочу, чтобы рядовой читатель не читал современные книги. Но если он должен читать только новое или только старое, я бы посоветовал ему прочитать старое ».
Теперь это кажется мне переворотом. Естественно, поскольку я сам писатель, я не желаю, чтобы рядовой читатель читал современных книг.Но если он должен читать только новое или только старое, я бы посоветовал ему прочитать старое. И я дал бы ему этот совет именно потому, что он любитель и, следовательно, гораздо менее защищен, чем эксперт от опасностей эксклюзивной современной диеты.
Новая книга все еще находится на испытании, и любитель не может ее судить. Это должно быть проверено на великой христианской мысли на протяжении веков, и все его скрытые последствия (часто о которых не подозревает сам автор) должны быть выявлены.
Часто это невозможно полностью понять без знания многих других современных книг. Если вы присоединитесь в одиннадцать часов к разговору, который начался в восемь, вы часто не сможете увидеть истинное значение того, что говорится. Замечания, которые кажутся вам очень обычными, вызовут смех или раздражение, и вы не поймете почему. Причина, конечно, в том, что более ранние стадии разговора дали им особый смысл.
Точно так же предложения в современной книге, которые выглядят вполне обычными, могут быть направлены на какую-нибудь другую книгу; таким образом вы можете быть вынуждены принять то, что вы бы с негодованием отвергли, если бы знали его истинное значение.Единственная безопасность — это иметь стандарт простого центрального христианства («простое христианство», как его называл Бакстер), который помещает споры момента в их правильную перспективу. Такой эталон можно получить только по старинным книгам.
Это хорошее правило, после прочтения новой книги, никогда не позволять себе новую новую, пока вы не прочтете старую в промежутке. Если для вас это слишком много, вы должны читать хотя бы одну старую на каждые три новых.
У каждой эпохи свое мировоззрение.Он особенно хорошо видит определенные истины и особенно склонен делать определенные ошибки. Поэтому всем нам нужны книги, которые исправят характерные ошибки нашего периода. А это старые книги.
Все современные писатели в той или иной степени разделяют современные взгляды — даже те, кто, как я, кажется, наиболее противостоят им. Ничто не поражает меня больше, когда я читаю споры прошлых веков, чем тот факт, что обе стороны обычно безоговорочно допускали многое, что теперь мы должны абсолютно отрицать.Они думали, что они совершенно противоположны, насколько это возможно, но на самом деле они все время были тайно объединены — объединены друг с другом и против ранних и более поздних веков — огромной массой общих предположений.
Мы можем быть уверены, что характерная слепота двадцатого века — слепота, о которой потомки спросят: «Но как они могли это подумать?» — лежит там, где мы никогда не подозревали об этом, и касается чего-то, о чем существует безоговорочное согласие. между Гитлером и президентом Рузвельтом или между г.Х. Г. Уэллс и Карл Барт. Никто из нас не может полностью избежать этой слепоты, но мы, безусловно, увеличим ее и ослабим нашу защиту от нее, если будем читать только современные книги. Там, где они истинны, они дадут нам истины, которые мы уже наполовину знали. Там, где они ложны, они усугубят заблуждение, которым мы и без того опасно больны.
Единственное паллиативное средство — сохранить чистый морской бриз веков, дующий в нашем сознании, а это можно сделать, только читая старые книги. Конечно, в прошлом нет никакого волшебства.Тогда люди не были умнее, чем сейчас; они сделали столько же ошибок, сколько и мы. Но не те же ошибки. Они не будут льстить нам за ошибки, которые мы уже совершаем; и их собственные ошибки, которые теперь открыты и ощутимы, не будут подвергать нас опасности. Две головы лучше, чем одна, не потому, что каждая из них непогрешима, а потому, что они вряд ли ошибутся в одном и том же направлении. Конечно, книги будущего были бы таким же хорошим коррективом, как и книги прошлого, но, к сожалению, мы не можем до них добраться.
«Я сам впервые познакомился с христианскими классиками, почти случайно, в результате изучения английского языка»
Я сам впервые познакомился с христианскими классиками почти случайно в результате изучения английского языка. Некоторых, таких как Хукер, Герберт, Трээрн, Тейлор и Буньян, я читаю, потому что они сами являются великими английскими писателями; другие, такие как Боэций, Св. Августин, Фома Аквинский и Данте, потому что они «повлияли». Джорджа Макдональда я нашел для себя в возрасте шестнадцати лет и никогда не колебался в своей преданности, хотя я долгое время пытался игнорировать его христианство.
Они, как вы заметите, представляют собой смешанную смесь, представляющую множество церквей, климатов и эпох. И это подводит меня к еще одной причине для их чтения. Разделение христианского мира неоспоримо, и некоторые из этих авторов выражают его наиболее яростно. Но если у кого-то возникнет искушение подумать — как это может быть искушение у читающих только современников, — что «христианство» — это слово с таким множеством значений, что оно вообще ничего не означает, он может без всяких сомнений научиться, выйдя из свой век, что это не так.
В сравнении с веками «простое христианство» оказывается не безвкусной межконфессиональной прозрачностью, а чем-то позитивным, непротиворечивым и неиссякаемым. Я действительно знаю это ценой своей цены. В те дни, когда я все еще ненавидел христианство, я научился узнавать, как какой-то слишком знакомый запах, то почти неизменное, что встречало меня то в пуританском буньяне, то в англиканском Хукере, то в томисте Данте. Он был там (медовый и цветочный) во Франсуа де Сале; это было там (серьезное и уютное) у Спенсера и Уолтона; это было там (мрачно, но мужественно) у Паскаля и Джонсона; опять же, с мягким пугающим райским привкусом в Воане, Беме и Трахерне.
В городской трезвости восемнадцатого века было небезопасно — Ло и Батлер были двумя львами на пути. Предполагаемое «язычество» елизаветинцев не могло сдержать его; он подстерегал там, где человек мог бы считать себя самым безопасным, в самом центре Королевы фей и Аркадии. Конечно, он был разнообразным; и все же — в конце концов — безошибочно одно и то же; узнаваемый, от которого нельзя уклоняться, запах, который является для нас смертью, пока мы не позволим ему стать жизнью:
воздух, убивающийИз далекой страны дует. Мы все справедливо огорчены и также стыдны разделенности христианского мира. Но те, кто всегда жил в христианской лоне, могут слишком легко впасть в отчаяние. Они плохие, но такие люди не знают, как это выглядит снаружи. Если смотреть отсюда, то, что осталось нетронутым, несмотря на все разделения, все еще кажется (как оно есть на самом деле) чрезвычайно грозным единством. Я знаю, потому что видел это; и наши враги это хорошо знают. Это единство любой из нас может найти, выйдя из своего возраста.
Этого недостаточно, но это больше, чем вы думали до этого.Если вы хорошо погрузитесь в нее и решитесь заговорить, у вас будет забавный опыт. Вас будут считать папистом, когда вы фактически воспроизводите Буньяна, пантеистом, когда вы цитируете Фомы Аквинского, и так далее. Потому что теперь вы вышли на большой виадук, пересекающий века и который кажется таким высоким с долин, таким низким с гор, таким узким по сравнению с болотами и таким широким по сравнению с овечьими тропами.
Настоящая книга — своего рода эксперимент.Перевод предназначен для всего мира, а не только для студентов-богословов. Если это удастся, вероятно, последуют и другие переводы других великих христианских книг. В каком-то смысле, конечно, не первый в своем роде. Переводы «Theologia Germanica», «Подражание», «Шкала совершенства» и «Откровения леди Джулиан Норвич» уже находятся в продаже и очень ценны, хотя некоторые из них не очень научны.
Но следует заметить, что все это книги скорее посвящения, чем доктрины.Теперь непрофессионала или любителя нужно не только наставлять, но и наставлять его. В этом возрасте его потребность в знаниях особенно остра. Я бы также не допустил резкого разделения между двумя видами книг. Со своей стороны, я склонен находить доктринальные книги более полезными для благочестия, чем религиозные книги, и я скорее подозреваю, что такой же опыт может поджидать многих других. Я верю, что многие, кто обнаружит, что «ничего не происходит», когда они садятся или преклоняют колени перед книгой преданности, обнаружат, что сердце поет непрошеное, пока они прокладывают себе путь через трудный кусок теологии с трубкой в руке. зубы и карандаш в руке.
Это хороший перевод очень хорошей книги. Святой Афанасий пострадал, по общепринятым оценкам, из-за определенного приговора в «Афанасийском символе веры». Я не буду вдаваться в подробности о том, что эта работа не совсем вероучение и не была написана Св. Афанасием, потому что я думаю, что это очень хорошее произведение. Слова «Какую веру, если каждый будет непорочен и непорочен, несомненно, погибнет навеки», являются оскорблением. Их обычно неправильно понимают. Ключевое слово — сохранить; не приобретать и даже не верить, но хранить.
Фактически автор говорит не о неверующих, а о дезертирах, не о тех, кто никогда не слышал о Христе, и даже не о тех, кто неправильно понял и отказался принять Его, а о тех, кто действительно понял и действительно поверил, затем позвольте себе, под влиянием лености, моды или любого другого спровоцированного замешательства, погрузиться в субхристианские способы мышления. Они предостерегают от любопытного современного предположения о том, что любые изменения убеждений, какими бы они ни были, неизбежно исключают порицание.Но меня это не беспокоит. Я упоминаю «символ веры (обычно называемый) святого Афанасия» только для того, чтобы убрать с пути читателя то, что могло быть пугалом, и поставить на его место истинного Афанасия. Его эпитафия — Athanasius contra mundum, «Афанасий против мира». Мы гордимся тем, что наша собственная страна не раз выступала против всего мира. Афанасий сделал то же самое. Он отстаивал доктрину Троицы, «целостную и непорочную», когда казалось, будто весь цивилизованный мир откатывается от христианства к религии Ария — к одной из тех «разумных» синтетических религий, которые так настоятельно рекомендуются сегодня и которые тогда, как и сейчас, среди своих преданных было много высококвалифицированных священнослужителей.Его слава в том, что он не шел в ногу со временем; это его награда, что он остается сейчас, когда те времена, как и все времена, ушли.
Когда я впервые открыл его De Incarnatione, я вскоре обнаружил с помощью очень простого теста, что читаю шедевр. Я очень плохо знал христианский греческий язык, за исключением Нового Завета, и ожидал трудностей. К моему удивлению, я обнаружил, что это почти так же просто, как Ксенофонта; и только высокоразвитый ум мог в четвертом веке так глубоко написать на эту тему с такой классической простотой.Каждая прочитанная мною страница подтверждала это впечатление.
Его подход к чудесам крайне необходим сегодня, поскольку это окончательный ответ тем, кто возражает против них как «произвольного и бессмысленного нарушения законов природы». Здесь показано, что они представляют собой, скорее, пересказ заглавными буквами того же послания, которое Природа пишет своей нервной курсивной рукой; те самые действия, которые можно было бы ожидать от Того, Кто был настолько полон жизни, что, желая умереть, Ему приходилось «одалживать смерть у других». Вся книга действительно представляет собой изображение Древа жизни — сочную и золотую книгу, полную жизнерадостности и уверенности.Я признаю, что сегодня мы не можем завладеть всем его доверием. Мы не можем указать на высокую добродетель христианской жизни и веселое, почти насмешливое мужество христианского мученичества в качестве доказательства наших доктрин с той уверенностью, которую Афанасий считает само собой разумеющимся. Но виноват в этом не Афанасий.
Переводчик знает намного больше христианского греческого, чем я, что мне было бы неуместно хвалить ее версию. Но мне кажется, что это в правильной традиции английского перевода.Я не думаю, что читатель найдет здесь что-либо из того качества опилок, которое так часто встречается в современных переводах с древних языков. Это все, что может заметить английский читатель; Те, кто сравнивает версию с оригиналом, смогут оценить, сколько ума и таланта предполагается в таком выборе, например, как «эти умники» на самой первой странице.
Чтение старых книг, особенно классических книг по христианскому богословию и религиозному благочестию, очень помогает в нашем духовном развитии.
Ищете некоторые рекомендации? Вот несколько старых книг, которые должен прочитать каждый христианин.
Подпишитесь на ReasonableTheology.org
Подпишитесь, чтобы получать наши еженедельные электронные письма ПЛЮС доступ к бесплатной цифровой теологической библиотеке!
Спасибо! Проверьте свой почтовый ящик, чтобы подтвердить подписку.